Николай Тараненко
ТРЕХСТЕНКА
Поселок уже уснул. Однако Федор старательно обходил редкие фонари: не дай бог, кто увидит. Наконец добрался до поселковых гаражей и подошел к своему, но не к воротам, а сзади.
Гараж-сарай Федора как крепость: три амбарных замка, массивный засов на цепи, которая тянется внутри сарая к тыльной его стороне и там цепляется за металлическую скобу. Каждый раз, чтобы открыть ворота, надо оттянуть в стенке дощечку, просунуть руку в отверстие, отцепить цепь, и лишь тогда засов подастся в сторону. Это хитрое устройство Федор придумал сам. Мужик он был башковитый и не до такого мог додуматься...
Во многие сараи залезали шалопаи-мальчишки: то картошки наберут, то варенья, а к его хозяйству боялись даже приблизиться. Говорили, Федор сделал какое-то устройство, что сразу с ног валит или током бьет. Одним словом, боялись...
Друзей у Федора не было, собутыльников - тоже. Если и выпивал, что было крайне редко, то сильно, до упаду.
На работе Федора почитали. Портрет его украшал доску Почета. Шоферское дело он знал отменно. Не было такого случая, чтобы его машина не вышла в рейс. Поломка случится, так он ночь провозится, а утром все будет в норме. Но помогать никому не любил и сам помощи не просил. Считал, что это от лени человек со своим делом не справляется. Вначале шоферская братия к этому никак не могла привыкнуть, а потом махнули рукой: черт с ним, пускай живет как знает.
Оправдываясь перед женой, Федор говорил:
- Нет у меня никого, Настя. И не для них я стараюсь - для нас с тобой. На ремонте бабки не те платят. Это ясно тебе, дуреха?
С женой Федор был груб, но и любил по-своему. Подарки - на каждый праздник: то таз купит, то швабру, то мясорубку. Соседка, у которой муж и получку-то в дом приносил изредка, а чаще всего пропивал, говорила:
- Хороший у тебя, Настя, муж, хозяйственный.
Да, мужик он был хозяйственный. И пофилософствовать дома о хозяйстве он любил.
- Детей нам рано заводить, Настя. Ты вот что: учись жрать вкусно готовить, вязать, да шить. Нечего деньги по магазинам растаскивать. От образования твоего толку мало. Подумаешь, бухгалтер!.. Много ты денег зарабатываешь? Так, одни слезы. Мало ли баб и с высшим образованием по домам сидят... Ты лучше хозяйство веди, а деньги я добуду. Не мешало б тебе и самогонку научиться гнать.
- Что ты, соседи учуят. Что тогда?
- Если с умом - не учуят. Ночью гнать будешь. Они дрыхнут без задних ног. Я-то знаю...
Да, это он знал. Сарай открыл без лишнего шума. Осмотрелся: никого. Плотно закрыл ворота сарая, щелкнул выключателем. Ярко загорелась электрическая лампочка. Свет Федор провел от линии электропередачи. Провод тщательно замаскировал. Все же - экономия.
Ночь была лунная, тихая. Лишь временами находили тучки, и тогда становилось темно, как в колодце. Но Федор все равно не включал фар дорогу знал как свои пять пальцев. Вначале катил лесом по проселочной дороге, потом пересек поле. Здесь, в низине, лужи попадались чаще. Некоторые из них Федор объезжал, а большинство преодолевал вброд. МТ-12 был новый, ухоженный. Тянул исправно. И Федор еще раз порадовался тому, что сделал удачную покупку.
Мотоцикл Федор купил летом, с рук. Переплатил три сотни. Неделю ходил - рот до ушей. Пользуясь хорошим настроением мужа, Настя как-то попросила:
- Покатай, Федя.
- Да ты что, ты в своем уме? Ишь, чего надумала. Что я для этого его покупал, да? Я деньги буду делать, деньги! Ты это понимаешь своим бабским умом? - При этом Федор красноречиво постучал по своему широкому лбу. Больше к подобному разгово-ру не возвращались.
Не доехав до речки метров триста, Федор остановил мотоцикл. Заглушил мотор. Прис-лушался. Тихо. Только река с веселым шумом несла свои вешние воды, выплескиваясь из берегов. Завел мотор. На малом ходу подъе-хал к заливу. Закатил мотоцикл в кусты. Снова прислушался. Никого. И вдруг вздрог-нул: у самого берега плеснулась огромная рыба.
"Пошла, милая, пошла", - отметил про себя Федор. Сердце при этом учащенно забилось в предчувствии добычи.
Первым делом Федор достал из коляски надувную лодку. Неторопясь подсоединил насос и стал накачивать воздух. Руки мелко дрожали. "Пши-пши, пши-пши", - разорвал ночную тишину предательский звук. Чудилось, что звук этот слышен за километр и более, но Федор знал, что так только кажется. Как бы интересуясь "пшиками" насоса, заголосил чибис: "чьи-вы, чьи-вы?" И тут же закрякала дикая утка. В ответ ей зашипел селезень.
- Вот стервы. Чего им не спится? - выругался чуть слышно Федор. Только пугают...
И снова взялся за дело. Спускать лодку на воду не торопился. Знал, вот-вот должна появиться инспекция. Время ее выездов Федор изучил. Сети и лодку снес в лощину, поближе к воде. Тень от лозы делала Федора невидимым. Только на фоне зеркальной поверхности реки, да и то когда выходила из-за туч луна, можно было разглядеть его корявую фигуру.
Сетями Федор ловил чуть ли не круглый год. А весной, как только вскрывались реки и рыба, словно пьяная, забыв всякую осторожность, шла на нерест, Федор становился одержимым одной идеей...
Удивительно, с виду здоровый, каждый год в это время Федор подолгу болел. Лечился дома. Настя плакалась подругам, что муж плох, а врачи бездари - ничем помочь не могут. Ей советовали положить Федора в больницу, но она категорически отказывалась.
