Бывает так, что спокойно текущая жизнь вдруг становится невероятно бурной. Стоячие воды начинают двигаться, поднимать со дна муть, обнажать дно, на котором открываются совсем неожиданные предметы.
Так и для Маши Никитенко жизнь вдруг обернулась совсем непонятной для нее ситуацией. Ощущение было такое, как будто она шла, как всегда, знакомой дорогой, но вдруг пришла по этой дороге в совершенно незнакомое место. В ее комнате нашли коробку с ампулами, и следователь говорил о том, что в коробке не хватает одной ампулы и что именно Маша ее взяла. Маша тщетно пыталась понять, что происходит.
— Подождите… я ничего не понимаю… Откуда взялись эти ампулы?! — спросила она у следователя.
— А вот это вы нам сейчас и объясните, гражданка Никитенко. Вам придется проехать с нами.
И бабушка, и Сан Саныч были просто ошарашены этим предложением.
— Куда это вы ее увозить собрались? Ребенка в милицию — да вы что?! Не пущу! — Зинаида решительно встала между следователем и Машей, закрыв внучку своим телом.
— Пожалуйста, успокойтесь, — казенным голосом обратился к ней следователь. — Я обязан временно задержать вашу внучку. До выяснения всех обстоятельств.
Знаю я ваши обстоятельства — потом не выпустите! А моя внучка ни в чем не виновата! — уверенно заявила Зинаида. Конечно, кто же лучше нее мог знать, что Маша действительно не может сделать ничего плохого.
— Но ведь ампулы нашли у вас в доме, — напомнил следователь. — Вы сами видели, как их достали из Машиной тумбочки. Это неопровержимые улики.
Зинаида подумала и попросила Машу:
— Скажи ему, внученька, откуда у тебя эта гадость?
— Не знаю, бабушка… — честно призналась Маша.
— Ну, вот видите, — подвел итог следователь. — Освободите, пожалуйста, дорогу.
Баба Зина немного растерялась и даже обратилась за помощью к Косте:
— Костя, а ты что молчишь? Ведь ты же Машу хорошо знаешь! Она не могла их взять!
Но Костя был заинтересован в ином развитии событий:
— Мне тоже хотелось бы так думать, но… факты говорят совсем о другом, — ответил он.
Маша вздохнула и пошла к выходу, за ней вышли Костя и следователь, а милиционер задержался, подошел к Сан Санычу с бумагами и попросил его:
— Понятой, распишитесь в протоколе.
Сан Саныч машинально расписался. Зинаида уже вышла на улицу, увидела, как Машу подводят к машине, и заголосила:
— Машенька! Как же так?! Что же теперь будет?!
— Бабушка, это какое-то недоразумение. Я ни в чем не виновата. — Глаза у Маши постепенно наполнялись слезами.
— Ничего, разберемся, — сказал следователь и обратился к Косте: — А тебе придется прокатиться с нами еще разок. Нужно задать тебе пару вопросов.
— Так я, по-моему, уже все сказал… — замялся Костя.
Это ненадолго. Для протокола, — уточнил следователь. Костя нехотя сел в машину, и она уехала. У порога дома остались только плачущая Зинаида да Сан Саныч, который тщетно пытался ее успокоить.
По-разному могут складываться взаимоотношения отца и дочери, но в них всегда будут присутствовать связывающие их нити симпатии. Отец видит в дочери по-настоящему свою женщину, именно потому, что она его дочь. А дочь часто ищет в других мужчинах черты отца, который для нее и образец, и идеал мужчины, как бы она это ни скрывала.
Но внешне отношения могут принимать очень непростые формы, связанные с непониманием или обидой. Может быть, поэтому, когда Буравин решил поговорить с дочерью, она восприняла его попытку в штыки.
— Катя, будь добра, смени тон, — попросил Буравин.
— И не подумаю! Да, папа, ты самый настоящий предатель! — Катя была категорична, как многие в ее возрасте.
— Катя, ты не смеешь так разговаривать с отцом, — сказал Буравин знаменитую фразу всех родителей.
— Еще как смею! — заявила Катя. — Да и какой ты мне отец после того, что ты сделал?
— Катя, как ты можешь говорить такие вещи? Тебе же самой будет стыдно, когда ты успокоишься.
— И ты еще меня стыдишь? Посмотри лучше на себя! — Катя даже ткнула в отца пальцем.
— Катя, подожди. Я тебе сейчас все объясню, ты просто ничего не понимаешь в моей жизни… — решил рассказать что-то поподробнее Буравин.
— В твоей — может быть. Зато в своей и маминой жизни я понимаю все. И обе наши жизни ты безжалостно разрушаешь. — Голос у Кати задрожал.
— Дочка…
— Не называй меня дочкой, ты от меня отказался!
— Катя, ну о чем ты говоришь? Я от тебя не отказывался, — грустно сказал Буравин.
— Если ты ушел из дома — значит, ты отказался от нас обеих: и от мамы, и от меня, — упорствовала Катя.
— Неправда. Я ушел от Таисии, потому что больше не могу с ней жить. А ты была и есть моя дочь. И наши отношения не должны измениться! — В голосе у Буравина звучала уверенность.
— Но они уже изменились! — заметила дочь.
— Почему? Ведь я люблю тебя, как и прежде, — признался Буравин, и это было, несомненно, правдой.
— После того, что ты сделал, я не могу тебе больше верить. — Дочь продолжала гнуть свою линию.
— Катя, разрыв произошел только между мной и твоей матерью. А ты здесь ни при чем! Как ты не понимаешь?
— Я не хочу этого понимать. Я ваша дочь! И я требую, чтобы ты вернулся домой. — Катя вспомнила, как она требовала что-то, когда была маленькой, и почти всегда получала то, что хотела.
