С меча Леа стекала кровь. Капала на брусчатку. Брезгливо поморщившись, Леа шагнул к туше зверя и начисто вытер клинок о шкуру. В нескольких шагах справа Рамон перезаряжал «аграм». Помповое ружье лежало у ног вожака – длинноволосого парня с пирсингованной левой бровью и недельной щетиной на лице. Рамон был одет в кожаную куртку с металлическими накладками, камуфляжные штаны и кроссовки.
Лезвие отразило свет луны.
Яростным голубым огнем полыхнули иероглифы. Охранные иероглифы, выбитые монахами Храма Утренней Радуги.
Нести добытую провизию выпало Мумику и Даздре. Не так уж и много – два рюкзака, набитых рисом и консервами. Долговечными армейскими консервами – такие не портятся годами.
А вокруг громоздился Родевиниум. Узкие кривые улочки, трехэтажные кирпичные дома, темные арки, глухие дворы… Слепые глазницы окон. Разбитые уличные фонари. Ни единого огня. Черный город. Зверь, готовящийся к прыжку.
Булыжная мостовая залита кровью: лужи черноты на сером фоне. Врастают в безжизненное небо туши перевертов. Четыре холма шерсти, костей и мускулов. Пятый холмик – откатившаяся голова, срубленная Леа. Матерые хищники, два вермедведя, волк и песчаный кот – из тех, что Рамону доводилось встречать в пустынях Ржавчины. Значит, нездешний. Первая волна. Основатель колонии.
Рамон поднял голову.
Косматую медвежью голову, выскалившуюся рядами острых зубов. Каждый – с человеческий палец. В остекленевших омутах зрачков тонули звезды.
– Крупная особь, – сказал Рамон.
Звезды промолчали.
Мумик поднял две канистры с 95-м бензином. Что-то прогудел.
Пора идти.
Рамон нагнулся за помпой. Достал из кармана куртки коробку с патронами. Вогнал первый.
– Я вас догоню.
Мумик с Даздрой направились к узкому каньону главной улицы. Чуть в стороне, держа меч обратным хватом, заскользил Леа. Именно заскользил, по-другому не назовешь. Мягко и плавно.
Рамон отбросил коробку и побежал следом. Рысцой, слегка пригнувшись. «Аграм» он убрал в кобуру.
Отряд вдвинулся в щель улицы.
Рамон внимательно следил за крышами и балконами. В городах переверты атаковали оттуда. В прыжке или спустившись по стене. Некоторые висели на карнизах, вывернув шеи, и ждали…
Но сейчас было тихо.
И это настораживало.
– Перекроют выход, – раздался хриплый шепот Даздры. Девушка тяжело дышала. – Стянутся к башне и там нас перебьют.
– Умолкни, Дэз.
Дома расступились, и группа застыла на перекрестке. Справа и слева – запыленные витрины бутиков и продовольственных лавок, угрюмые силуэты погруженных в летаргию светофоров. Распахнутые в мунковском крике пасти подземного перехода.
– Вперед! – рявкнул Рамон.
Когда перекресток остался позади, все вздохнули свободнее. Против ожиданий из перехода никто не полез.
На развилке, у полуразрушенного «треугольного» дома, свернули налево. Булыжная мостовая влилась в ленту щербатого, растрескавшегося асфальта. Старинные кирпичные дома уступили место панельным пятиэтажкам, ощетинившимся скелетами антенн.
Света не было и здесь.
Леа сменил уставшую Даздру.
– Дотащишь? – спросил Рамон у Мумика.
Тот кивнул.
Понятливый.
В сложившейся ситуации руки вожака должны быть свободными. Руки лучшего в слое охотника на перевертов.
Зашагали, не сбавляя темпа.
Сторонний наблюдатель удивился бы. Где тачка? Ведь один из этих ребят несет бензин. Следовательно, где-то за городом стоит машина. Верно, стоит. И не одна. Плюс парочка байков. Да только не везде в Родевиниуме развернешься на джипе или «ладе». А на мотоцикле много не увезешь. И сопровождение за тобой не поспеет. Зато шума от тебя – на всю округу. Поэтому транспорт спрятали на заброшенном кладбище за городской чертой. Там же добытчиков ждали остальные. Те, кто прорывался к Форту.
Улицу пересекла железная дорога. Минут двадцать группа шла по рельсам. Спустившись с насыпи, взяли курс на чернеющий отросток башни.
Родевиниум закончился внезапно.
Вот был город, и вот уже пустырь. Слева – уродливые приземистые бараки и склады, справа – похожая на шахматную ладью водонапорная башня. За ней – пологий спуск на кладбище.
В траве трещали цикады.
Рамон выругался, споткнувшись о кирпич. Похоже, здесь что-то строили. Еще до вторжения. В сердце пустыря, поросшем мхом и сорняками котловане, мирно разваливался цокольный этаж сгинувшей эпохи.
Рамон двинулся первым, в обход. Стараясь держаться от развалин как можно дальше. Выглянувшая из-за туч луна осветила бритый череп Даздры, хищно изогнутые клинки
