Рассказ врача-психиатра Сизова
Как вам известно, по профессии я врач-психиатр, но многие из вас, вероятно, будут удивлены, что и психиатры порой становятся пациентами неврологических клиник. Увы, это так, отчего в народе бытует даже расхожий юмор насчет врачей, которые сами “с приветом”.
Не вдаваясь в подробности, скажу, что общение с не вполне
“нормальными” людьми не проходит и для нас бесследно. Однако, к рассказу.
На юге Германии, в маленьком городке Биберахе, расположенном в районе Боден Зее, я пролежал полгода в клинике неврозов для пациентов из бывшей России, если можно так выразиться. Россияне составляли там большинство. Если хотите, отнесите это к обострению ностальгии, я же скажу, что главной причиной для многих было обычное пьянство. Я на чужбине тоже чуть не спился. Это я так, к слову.
Там и повстречал я необычного больного, тоже переселенца, но не из нашей многострадальной матушки-России, а с тамошнего востока – бывшей ГДР, проще говоря, из бывшей советской зоны оккупации. Это особый народ, сейчас не об этих особенностях речь, хотя совсем не случайно, что именно из бывшей ГДР происходит родом новая канцлерша
Германии.
В клинике мы с моим новым знакомцем как-то сошлись – играли в шахматы, бильярд и беседовали достаточно откровенно. Он почему-то доверился мне, хотя был скрытен; и персонал, и его лечащий врач жаловались на трудности в работе с ним, которые вызывались этой скрытностью. Поверьте на слово, он доверился мне полностью, я не знаю, чем заслужил это доверие. Мало того, он не потребовал сохранения тайны. “Если вы расскажете кому-нибудь мою историю, вряд ли кто поверит вам, скажут то же, что говорят мне обычно, – бред сумасшедшего! Я потому и не рассказываю ее больше никому. Даже врачам”.
Так что я не совершаю ни предательства, ни врачебного проступка, передавая его в высшей степени любопытную историю, где перемешаны и любовь, и страсть, и пережитый ужас, – короче, все. Как написал когда-то Сэллинджер в одном рассказе, “тут есть все и даже предчувствие смерти”.
История, которую мне рассказал странный пациент, произвела на меня такое впечатление, что я на следующее утро по памяти ее записал так, как она была рассказана короткой летней ночью на балконе клиники, где мы досидели до первых криков просыпающихся птиц. И правильно сделал, между прочим, потому что пациент, что мне ее поведал, наутро исчез из клиники. По моим сведениям, он до сих пор в розыске, а свою запись я так и не решился никому показать… Даже полиции, которая приходила и опрашивала и персонал и больных. Меня в том числе.
Я не сообщил им ничего сверх того, что они слышали от других больных и персонала.
Кто знает, может быть, после того, что вы услышите, вы меня поймете. Вы будете первыми слушателями этой необычайной и мистической “были”. Иначе я не могу ее назвать. Итак, я передаю эту историю от первого лица, как записал и, перечитав два-три раза, запомнил…
История, рассказанная пациентом клиники неврозов немецкого города Биберах врачу-психиатру Сизову
Все мои беды идут, как я позже понял, оттого, что я не был запланирован для жизни. Другими словами, я не должен был родиться.
Приговорен был еще в утробе. Медицине, особенно психиатрии, известны эти случаи всевозможных отклонений у людей, от которых родители пытались избавиться сразу после зачатия. Причин, заставляющих иных матерей избавляться от детей с такой поспешностью, бывает много даже в устроенном обществе, ну а уж в неустроенном, какое являла в послевоенное время побежденная Германия, особенно ее восточная часть, их было хоть отбавляй. Скажу по секрету, что и сейчас их хватает, да и какой это секрет?!
Экономическое чудо, как все чудеса, развеялось, золотые времена или, как их еще называют, “жирные годы” остались далеко позади, да вы и сами не можете этого не знать, хоть вы и “временный” тут, как вы сказали…
Во всяком случае, дети стали проблемой, и отношение к ним стало стремительно меняться. Да, да, спад рождаемости в развитых странах, и все в таком роде.
Чаще всего “травят” возможного ребенка из страха перед грядущим абортом. Идут в ход и хинин, и горячие ванны, да и химия постоянно расширяет этот спектр орудий убийства на ранней стадии развития плода.
Вырастают такие дети, если выживают, выдержав все “химические атаки”, обычно ущербными психически, хотя часто с неординарными способностями.
Теперь о причинах. У родителей был уже один ребенок – моя сестра, которая родилась перед Берлинским кризисом, под грохот танков вчерашних союзников, готовых перегрызть друг другу глотки. Второго мать решила не заводить, не очень рассчитывая в грядущей жизни на отца, с которым, действительно, развелась через три года после моего рождения. Война разрушила не одну нашу семью, хотя мой отец не воевал, он был мал даже для “гитлерюгенда” и сформированных из него частей. Просто он вырос в эпоху черного рынка, холодной войны и плана Маршалла, который многим посулил больше, чем дал. Ему не очень нравилось работать в шахте, он занялся бизнесом, и его сначала посадили, а потом он ушел от моей матери к другой женщине – врачу, специалистке “по ухо-горло-носу”… Это другая тема. Но явился я в этот мир сразу как бы изгоем, родился очень больным, почти мертвым.