Я слышу треск черепа, прежде чем долетают брызги крови.
Ахаю и быстро отступаю обратно, на тротуар. Туфля соскакивает с бордюра, и мне приходится ухватиться за знак «Парковка запрещена», чтобы удержаться на ногах.
Этот мужчина был передо мной несколько секунд назад. Мы стояли в толпе и ждали, пока переключится светофор, а потом он слишком рано выскочил на проезжую часть и попал под грузовик. Я прыгнула вперед, пытаясь его остановить – но моя рука схватила воздух, а он уже упал. Я закрыла глаза, когда его голова оказалась под колесом, но услышала хлопок, словно открыли бутылку шампанского.
Он виноват сам – вышел на дорогу, уткнувшись в телефон – возможно, побочный эффект от многократного благополучного пересечения одной и той же улицы. Смерть от рутины.
Люди ахают, но никто не кричит. Пассажир грузовика выпрыгивает наружу и опускается на колени рядом с телом. Делаю шаг в сторону, когда несколько человек спешат к нему на помощь. Мне не нужно смотреть на мужчину под колесом, я и так знаю, что он мертв. Достаточно посмотреть на мою некогда белую рубашку – на разбрызганную по ней кровь – и станет ясно: ему нужен катафалк, а не «Скорая».
Разворачиваюсь, чтобы уйти с места происшествия и найти, где можно перевести дух, но светофор переключается на зеленый, и плотная толпа срывается с места. Плыть против течения этой манхэттенской реки невозможно. Проходя мимо аварии, некоторые даже не отрываются от телефонов. Замираю на месте и дожидаюсь, пока толпа рассосется. Оборачиваюсь, стараясь не смотреть на сбитого мужчину. Водитель грузовика стоит возле машины с испуганным видом и говорит по мобильному. Ему помогают три-четыре человека. Еще несколько, движимые нездоровым любопытством, записывают жуткую сцену на телефоны.
Если бы я по-прежнему жила в Вирджинии, все происходило бы совершенно иначе. Все бы остановились. Поднялась бы паника, люди бы кричали, через несколько минут подъехало бы телевидение. Но здесь, на Манхэттене, машины так часто сбивают пешеходов, что это немногим серьезнее простого неудобства. Задержка в движении для одних, испорченная одежда для других. Вероятно, это происходит настолько часто, что даже не попадет в прессу.
Хотя равнодушие некоторых местных обитателей меня напрягает, десять лет назад я переехала в большой город именно поэтому. Людям вроде меня подходят перенаселенные города. В местах такого масштаба мои беды кажутся незначительными. Здесь полно людей с историями куда более жалостливыми, чем моя.
Здесь я невидима. Неважна. На Манхэттене слишком людно, чтобы на меня обращали внимание, и за это я его люблю.
– Вы не ранены?
Поднимаю взгляд на мужчину, который прикасается к моей руке и осматривает рубашку. С глубокой тревогой на лице он сканирует меня взглядом в поисках ранений. Судя по реакции, он к ожесточившимся обитателям Нью-Йорка не относится. Возможно, живет здесь сейчас, но явно приехал из места, где еще существует сострадание.
– Вы не ранены? – повторяет незнакомец, на этот раз глядя мне в глаза.
– Нет. Это не моя кровь. Я стояла с ним рядом, когда… – Я умолкаю. У меня на глазах только что умер человек. Я была так близко, что вся покрылась его кровью.
Я переехала в этот город, чтобы стать невидимой, но я точно не бессердечна. Я над этим работаю – пытаюсь стать твердой, как бетон под ногами. Получается не слишком хорошо. Чувствую, как увиденное оседает внутри.
Прикрываю рот рукой, но быстро убираю ладонь, почувствовав на губах что-то липкое. Еще кровь. Опускаю взгляд на рубашку. Столько крови, причем не моей. Берусь за ткань и пытаюсь оттянуть рубашку от груди, но она прилипла к коже в тех местах, где пятна начинают высыхать.
Похоже, мне нужна вода. Начинает кружиться голова, мне хочется потереть лоб, почесать нос, но я боюсь себя трогать. Смотрю на незнакомца, по-прежнему сжимающего мою руку.
– На лице тоже есть?
Он поджимает губы и отводит взгляд, осматриваясь вокруг. Жестом показывает на ближайшее кафе.
– У них должен быть туалет, – говорит он, кладет руку мне на поясницу и ведет туда.
Бросаю взгляд на другую сторону улицы, на издательство «Пантем Пресс», куда я направлялась до происшествия. Я была так близко. В нескольких метрах от встречи, где мне критически важно оказаться.
Интересно, насколько близко погибший мужчина был от своего места назначения?
Незнакомец придерживает передо мной дверь, когда мы доходим до кафе. Мимо нас пытается протиснуться женщина со стаканами кофе в обеих руках, но потом она видит мою рубашку. Пятится и пропускает нас внутрь. Я направляюсь в сторону женского туалета, но дверь заперта. Мой спутник открывает дверь мужского и жестом приглашает меня следовать за собой.
Не запирая двери, он направляется к раковине и включает воду. Я смотрюсь в зеркало и с облегчением вижу, что все не так плохо, как я себе представляла. Несколько потемневших брызг засыхающей крови на щеках и над бровями. К счастью, рубашка приняла основной удар на себя.
