Такова твоя жизнь с печальным концом

Рабинович, которому жена однажды сказала, что он напоминает ей фарфоровую фигурку с мощным мотором, прибыл в порт Хайфы в 8 часов утра 21 мая 1950 года. Когда он спустился по корабельному трапу, его направили к окошку № 1, там он постоял в очереди, и его направили к окошку № 8. Прождав там, он был отправлен к окошку № 11. Выкурил сигарету и снова был послан к окошку № 8. В окошке № 8 он получил талончик в очередь к окошку № 1. Там Рабинович ждал, пока мирно дремавший до этого чиновник придет в себя, не спеша выпьет свой чай и отправит Рабиновича к очередному окошку. Еще после часа-другого подобных блужданий, которые, впрочем, не очень огорчили его, Рабинович нашел место в тени, откуда можно было видеть горизонт от Стеллы Марис[1] до середины Кармеля.

Солнце уже стояло на другом конце неба. Рабинович вытащил носовой платок, который ему только что выдали, вытер пот рукой, а платком обмахнулся.

— Сдаюсь, — сказал он стоявшему рядом мужчине.

Мужчина спросил, все ли бумаги у него есть.

— Да у меня их — вагон, — ответил Рабинович.

Мужчина что-то проворчал, а потом сказал пожилой даме, которая пыталась выглядеть привлекательной даже на жаре, что Рабинович всегда сначала говорит, а потом думает. Женщина не нашла это смешным или наоборот грустным и никак не отреагировала.

Во временном лагере для иммигрантов Рабинович работал в швейной мастерской, в медпункте и в парикмахерской. Два года спустя, в январе 1952-го, он зашел в кафе «Корона» выпить кофе и увидел там Нехаму, которая пила фруктовый сок и изучала меню. Она была в белом платье, ее волосы заколоты кверху. Она показалась ему знакомой. Впервые за многие годы Рабинович начал думать понятиями «я» и «стоит», но это у него быстро прошло.

Нехама посмотрела на Рабиновича, и он вдруг засомневался, что знает ее имя, да и вообще ее саму. Затем и она, явно в нерешительности — уйти или не уйти, то вставала, то садилась, делала полшага и снова возвращалась. Она не знала, что делать и со стаканом сока: допить или вернуть официанту. Что-то в ее замешательстве показалось Рабиновичу если не наигранным, то странным. Когда Нехама все-таки подошла к нему и сказала: «Вы — Рабинович», то он спросил про ее белое платье: оно свадебное или это саван?

Нехама села без приглашения и рассмеялась. Так она сидела напротив него и смеялась. Когда она приблизила к нему лицо, он заметил, что у нее не хватает некоторых зубов.

— Я была на вашей свадьбе, — сказала она, — мы с вашей Фейгеле были вместе в движении. Немцы заставили ее лечь под кран, накачали водой и хотели сфотографировать — будет ли она теперь смеяться. Мы думали, что она мертва, и сами приготовились к смерти. Но умерла она чуть позже. Я должна была вам это рассказать. Ведь вас там не было. Фейгеле успела сказать: «Рабинович взял детей и может быть спасется».

Рабинович взглянул на часы:

— Уже 8.58. Детей забрала одна женщина по имени Сара. Девочка запуталась в кустарнике — ее платье зацепилось за колючки. Мальчик крикнул ей, что она противная, а она показала ему язык. У меня ноги дрожали. Я наклонился, а когда выпрямился, детей уже не было видно. Потом мне сказали, что уже нет нужды о них беспокоиться. А я ответил, что нужды может быть и нет, но есть смысл…

— Вот уже и 9 часов, — добавил он.

Нехама сказала, что работает в банке и собирается перебраться в квартирку в пригороде Тель-Авива. Они поговорили о новой стране без радости, но и без грусти. Рабинович сказал Нехаме, что, если они способны говорить о своих детях, значит у них уже все позади.

— На смену неуверенности в этой стране пришли грубость и крикливость, — ответила Нехама.

Он сказал, что пытается научиться есть арбуз, но у него не получается, а в театре, куда он как-то ходил, орут друг на друга, как в Варшаве. Там мужчины ругаются с женщинами при открытых окнах.

Рабинович и Нехама прошлись вдоль всей улицы Аленби до кинотеатра «Мограби». Начался дождь, и они укрылись под навесом киоска. Невдалеке стоял толстый мужчина, продававший сосиски. Он пытался убедить мальчика-покупателя, что Гете лучше Шекспира, а тот вдруг сказал: «Положи побольше горчицы».

Они решили зайти в кинотеатр и посмотреть боевик с Джеймсом Кегни. В кино им захотелось сосисок, и было тяжело сидеть тихо и пережевывать воздух. Они вышли. Дождь усилился. Рабинович и Нехама купили сосисок и побежали под навес магазина немецкой книги на углу улицы Эдельсона.

Рабинович начал работать в «Тнуве»[2] и преуспевал на работе. Он встречался с Нехамой почти каждый день. Так как было решено, что экономнее жить в двухкомнатной квартире, чем по отдельности в однокомнатной и в комнате, встал вопрос о женитьбе. Они оба выразили это желание без пышных слов, но и не преувеличивали экономическую целесообразность этого дела.

Однажды ночью Нехаме приснился сон, и она проснулась. Она уже не могла вспомнить, говорила ли об этом Рабиновичу во сне или позже. Она сказала, что ей с ним хорошо и что он стирает из ее памяти воспоминания. Сны рядом с ним не были такими жестокими. После она подумала, что, возможно, и не употребляла слово «жестокие», но точное слово вспомнить не могла. Рабинович вскочил и сказал: «Время-то всего 6.23».