Крыша подпрыгнула, стены содрогнулись, стёкла жалобно звякнули и рассыпались мелким крошевом. Огонь, трубно взревев, ярко осветил мрачную, ненастную ночь.
Лежащий у крыльца мальчик осторожно поднял голову. Непонимающе огляделся. Шатаясь, поднялся на четвереньки. Огонь опалил ему лицо, ожёг брови. Мальчик отшатнулся, с трудом выпрямляясь.
- Шери! - хриплый крик.
Гудение пламени в ответ. И вдруг - резкий, тут же оборвавшийся вопль со стороны дома.
В серых, расширенных от ужаса глазах мальчика отразились всполохи пожара. Яркое золото в чернильной темноте ночи.
Мучительно кашля, мальчик метнулся к чёрному ходу.
Спустя мгновение дом протяжно застонал, словно живой, и стены наконец-то обрушились.
...Скептично взирая на образовавшиеся руины и жадно поглощающий их огонь, лорд-Идущий поморщился.
Наверняка погибла. Вместе со всей надоедливой семейкой. Интересно, и почему Повелитель Иллариус решил, что эта малолетняя целительница Шериада представляет хоть какую-то угрозу? Единственное, что девчонка сумела - так это вовремя убежать. В подвал, кажется - вот, дурёха! Такая бы никогда не стала Повелительницей. Сил-то ладно, может, и достанет, а вот ума бы точно не хватило... Интересно, как только братец этой дурочки выжил после удара "морозным вихрем"? Не маг же, обычный смертный. Но, похоже, тоже дурачок - иначе бы не побежал за сестрой, а улепётывал так, что пятки бы сверкали. Его и догонять бы не стали - зачем?
Вздохнув, волшебник повернулся - и перед ним тут же возникла светящаяся рамка портала.
Что ж, не стоит больше тратить время...
А из-за одноэтажного здания купален, почему-то нетронутого огнём, за растворяющимся в воздухе магом наблюдали горящие ненавистью серые глаза. Прижимая к себе беззвучно рыдающую сестру, мальчик смотрел, как гаснет след от портала, и шептал на ухо девочке.
- Не бойся, Шери. Всё будет хорошо. Я тебя вытащу.
Огонь, сыто облизываясь, лениво пожирал останки некогда красивого, богатого поместья Хенешей...
***
Сгорая в привычном предвкушении, грозившем перерасти в восторг, Повелитель волшебников Иллариус смотрел, как корчится в рваных судорогах подвешенная на цепях к стене девчонка. Хрупкая, по-детски непропорциональная, смертельно бледная. Яркие пятна синяков и свежие шрамы на груди и шеи. Тонкая ранка на левом бедре, яркая кровь, стекающая по ноге и с тихим плеском капающая на пол. Синие струйки молний, пробегающие по правой руке, с разбитыми пальцами и искореженным запястьем.
Иллариус смотрел, пьянея от мысли доставить этому худенькому телу ещё большую боль. А в груди, глубоко, там, где быстро-быстро стучало сердце, зарождалось странное беспокойство. Искажённое мукой лицо девчонки, с открытым в безмолвном крике ртом, длинные спутанные пряди иссиня-чёрных волос, свисающе на грудь, - всё это неожиданно напомнило Фарейту. Милую, бесстрашную, нежную Фарейту, его солнце и его боль. Фарейту, покинувшую его так рано.
Он заглянул в подёрнутые дымкой боли серые глаза девчонки и тут же отпрянул. В расширенных чёрных зрачках, обрамлённых тонким ободком радужки, отразилось незнакомое лицо старика с искривлённым в дикой усмешке ртом.
С гибелью Фарейты всё стало иначе. Миры словно сошли с ума, Долг постоянно звал, не давая покоя, а когда, наконец, удавалось отдохнуть - всюду мерещилось тело возлюбленной, укрытое парчой, спрятанное в хрустальном кристалле-гробнице.
Всё изменилось с её смертью.
Он изменился.
С каких пор пытки стали доставлять ему удовольствие?
Девчонка вновь выгнулась, рискуя сломать позвоночник, и кулем обвисла, стукнувшись о каменную стену. Это было не то, чего хотелось. Хотелось, чтобы она кричала, умоляла, проклинала. Хотелось услышать её голос, сравнить с нежным голосом Фарейты.
И он терзал и терзал тело несчастной, стараясь исторгнуть из него хотя бы стон, но напрасно.
Фарейта ушла, покинула его навсегда, а эта девчонка, извивающаяся в цепях, словно марионетка, лишь бледная копия его возлюбленной. Не больше.
Как же жаль...
