– Кто сегодня дежурит, доктор Кобаси?
Каору Уно взглянула на график дежурств. Она собирала в палатах термометры и только вернулась на пост.
– По графику – Кобаси-сэнсэй,[1] но он, кажется, с кем-то поменялся, – не поднимая головы, отозвалась Норико Симура, подшивавшая за столиком истории болезни.
– Да? А с кем?
– По-моему, с доктором Наоэ.
– С Наоэ?! – Каору ахнула.
Норико с удивлением посмотрела на нее, и та, смутившись, зажала рот рукой.
Норико уже двадцать четыре, и она считается опытной медсестрой, Каору же совсем ребенок – ей едва исполнилось восемнадцать, – этой весной поступила на подготовительные курсы и в клинике числится пока стажером.
– Исикуре из четыреста двенадцатой опять плохо, – сообщила она.
– Это тот старичок, у которого сын – хозяин сусия?[2]
Шестидесятивосьмилетний Ёсидзо Исикура раньше сам держал сусия в Накамэгуро, но года три назад отошел от дел и передал заведение сыну с невесткой. В клинику «Ориентал» он попал с месяц назад, в самом конце сентября. Перед этим Исикура, страдавший от болей в желудке, пролежал целых двадцать дней в клинике при университете Т., но потом его вдруг выписали и перевели сюда.
– Лежит на животе и стонет…
– С ним есть кто-нибудь из домашних?
– Невестка.
Оторвавшись от историй болезни, Норико задумчиво устремила взгляд на белую стену.
– Значит, дежурит Наоэ-сэнсэй? – уточнила Каору, пересчитывая термометры у полочки с инструментами.
Норико помолчала.
– Думаю, сегодня он уже не появится, – наконец проронила она.
– Как это – не появится? Он же дежурит! – удивилась Каору.
– Да, дежурит…
– А может, он где-нибудь здесь, в клинике?
– Нет, он недавно ушел.
– Ушел? Совсем? – снова переспросила Каору. Норико недовольно отвернулась.
– Он же дежурит! Куда он мог пойти?
– Если хочешь – поинтересуйся, – и Норико показала пальцем на прикрепленный над столиком крохотный лист бумаги. На нем было торопливо нацарапано: «Наоэ. 423-28-50».
Каору с недоумением уставилась на бумажку.
– Что это?
– Бар.
– Бар?! Он что, отправился в бар?
– Выходит, что так, – сухо ответила Норико и снова уткнулась в истории болезни.
Каору отложила термометр.
– А разве можно?.. Во время дежурства?
– Конечно, нет. – Норико пожала плечами.
– Но… тогда, как же он?..
– А так. Как всегда.
Каору разрешили работать по ночам недавно, и сегодня она впервые попала в дежурство Наоэ.
– Этот бар… далеко отсюда?
– Не знаю. Сказал, где-то у Догэндзака. Пешком минут десять.
– Но с чего ты взяла, что это бар?
– От него всегда просто разит, когда он возвращается.
– Да что ты?!
– Не веришь, позвони сама и спроси.
Подшив последнюю бумажку, Норико достала из ящика стола дверную табличку и тушь.
– Ведь Исикуре действительно очень плохо… Все-таки надо бы позвонить, – виновато сказала Каору, рассматривая написанный на клочке номер.
– Бесполезно.
– Но человек же мучается!
– Если уж тебе так невмоготу, сделай ему укол.
– Без разрешения?
– Если одну дозу, то ничего.
– Но… – Каору замялась.
– Он скажет тебе то же самое. Исикуру давно держат на опиатах.
– Это же наркотики!
– Да. И очень сильные. Прекрасно снимают боли.
– Но ведь наркотики запрещены!
– Почему же запрещены?.. – Норико обмакнула кисточку в белую тушь и попробовала ее на газете.
– У Исикуры рак желудка? Норико кивнула.
– А мне говорили, что при раке совсем не бывает больно. Никогда не думала, что человек может так мучиться!
– Это потому, что у него поражен не только желудок. Метастазы прошли в позвоночник, затронуты нервные центры.
– Значит, операция уже не поможет?
– Нет. Потому-то его и выписали из университетской клиники.
– Жалко его… – Каору вздохнула. За полгода работы в клинике она успела перевидеть немало, но все для нее было пока внове и казалось захватывающе интересным. – Сколько же ему осталось?
– Наоэ считает, месяца два, самое большее – три.
– А Исикура знает об этом?
– Конечно, нет. Только родственники.
– Выходит, они просто ждут, когда он умрет?..
– Выходит, что так.
Норико снова взялась за кисть. По черной дощечке побежали белые иероглифы: «Цунэо Мурая» – имя, фамилия только что поступившего пациента. Линии получались у Норико легкие, изящные.
– Смотри не проговорись, – предупредила она, хотя этого можно было и не делать: у Каору ни за что недостало бы духу рассказать обо всем старику. Но все же она кивнула с самым серьезным видом – и в этот момент зазвенел сигнал вызова. Звонок был из 412-й.
– Исикура!
– Захвати две дозы бробарина, скажи, что это должно помочь.
– Хорошо.
Каору, достав из аптечки красную упаковку, стремительно выбежала в коридор.
Название клиники звучало претенциозно: «Ориентал». Однако это была самая обычная частная клиника, и владелец ее – Ютаро Гёда – был также и главным врачом. Здание «Ориентал» – шесть этажей над землей плюс один подземный – располагалось неподалеку от пересечения улицы Тамагава с кольцевой дорогой № 6 и выходило фасадом на проезжую часть. На первом этаже находились амбулатория для приходящих больных, приемная, регистратура, аптека и рентгенкабинет. Второй этаж занимала операционная, физиотерапевтический кабинет, лаборатория, ординаторская, кабинет главного врача и канцелярия. С третьего по шестой шли палаты. Всего в «Ориентал» было семьдесят коек. Число амбулаторных больных колебалось в зависимости от дня недели, но в среднем ежедневно в клинику приходило 150–160 человек. На дверях кабинетов висели таблички: «терапевт», «дерматолог», «уролог», «хирург», «гинеколог», «кабинет пластической хирургии», «врач-радиолог»,
