Июнь 1851
Гэмпшир, Англия
Кева Меррипена не удивляли дурные приметы, которые он замечал всё чаще по мере приближения дня их бракосочетания. Но он намеревался жениться на Уин, и никакие силы в мире не могли послужить этому преградой.
– Ничто не остановит нашу свадьбу, – сказал он, входя в спальню вечером накануне церемонии. – Я женюсь на тебе, даже если молния ударит в церковь. Даже если Стоуни-Кросс поглотит потоп, или священник напьётся в стельку, или стадо обезумевших животных промчится через толпу гостей.
Насмешливо улыбаясь, Уиннифред убавила пламя в лампе и подошла к своему жениху.
– Я полагаю, ты волнуешься, что на нашей свадьбе что-то может пойти не так?
– Конечно. Это же свадьба Хатауэйев.
Несмотря на испытываемое недовольство, Кев почувствовал, как участился его пульс, а кровь бешено зашумела в жилах, когда Уин приблизилась к нему. Она была, словно ангел, её изящное тело пряталось под белоснежными кружевами и складками мягкого шёлка, а лёгкие светлые волосы свободными, блестящими волнами струились по спине. Он любил её со страстью, которая походила на поклонение... и всё же она была женщиной из плоти и крови, дарованной ему судьбой. Его женщиной. Было в Уин нечто такое, что с лёгкостью разрушало все его защитные барьеры и касалось самой потаённой части души.
Уин обвила Кева руками за шею и стала ласково перебирать пальчиками волосы у него на затылке. Она прильнула к своему встревоженному жениху, и её соблазнительные, мягкие формы сладко прижались к его крепкому телу.
– Что тебя беспокоит? – прошептала она.
Кев, заворожённый игрой света в волосах Уин, провел губами по нежному, золотистому локону у неё на виске.
– Утром Беатрис нашла в лесу раненую сову и принесла её в дом.
– Бедняжка. Никто не поможет искалеченной птице лучше, чем наша Беатрис.
– Ты кое-что упустила, – сказал Keв, хмуро улыбаясь. – Совы – к несчастью.
– Я не верю в приметы, – Уин приподнялась на цыпочках и игриво потерлась своим изящным носиком о кончик носа своего жениха.
Кев заставил себя признаться ещё кое в чем.
– Сегодня краем глаза я увидел твое подвенечное платье, когда Амелия что-то подшивала на нём, сидя в комнате.
– Да, но ты же не видел меня в свадебном платье.
– Все равно – это плохой знак, – продолжал настаивать Кев. – А еще работница на ферме рассказала мне одно старинное стихотворение gadje (Gadjo — люди, не являющиеся цыганами) о выборе удачного дня для свадьбы, и суббота является самым худшим из всех.
– Я знаю это стихотворение. Понедельник – богатеть, Вторник – здороветь, Среда – сплошные удачи, Четверг – убытки, Пятница – пытки, Суббота – одни неудачи.
Keв одарил Уин коротким, хмурым взглядом.
– Ты знала это стихотворение, и всё равно выбрала субботу для нашей свадьбы?
– Альманах сказал, что это будет замечательный день, – возразила Уин, – и, кроме того, я не подумала о том, что ты веришь в приметы gadje.
– Я верю во всё, когда речь идёт о нашей свадьбе!
Уинн усмехнулась дразнящей улыбкой.
– Ты слишком суеверный.
Она подошла к кровати, чтобы расстелить её. Посмотрев на Кева пылким, дразнящим взглядом, Уин развязала пояс халата и стала медленно расстегивать длинный ряд маленьких пуговиц.
– Я уже твоя, Кев. И неважно, если на свадьбе что-то пойдет не так... Эта церемония – всего лишь простая формальность. Мы давно обменялись клятвами и исполнили их… или мне только приснилось, что совсем недавно ты украл меня прямо из этой кровати?
Как Уин и предполагала, напоминание об этом целиком завладело вниманием Кева.
– Ты не возражала, – сказал он, наблюдая за тем, как его невеста одну за другой расстегивает крошечные пуговички. В кружевном вырезе сорочки мелькнула её нежная грудь, и Меррипен, с трудом передвигаясь, медленно подошел к Уин.
– Разумеется, я не сопротивлялась. Долгие годы я пыталась заставить тебя обратить на себя внимание.
– Я всегда желал тебя, – выдохнул Кев низким, хриплым голосом.
– Я знаю. Но ты был таким упрямым.
Постепенно полы её сорочки распахнулись, приоткрыв взгляду мужчины нежную, бледную кожу.
Уин заметила реакцию Кева на своё маленькое сексуальное представление, и вспышка удовлетворения мелькнула в глазах девушки прежде, чем она сумела погасить её.
Keв прекрасно понимал, как ловко она управляет им своим особенным сладостным способом. Как цыган, он, вероятно, должен был возмутиться, но Кев был так сильно очарован её застенчивым соблазнением, что ничуть не возражал против такого желанного воздействия. Он привлек Уин к себе, стягивая мягкий шёлк и кружева с её плеч.
– В моём сердце ты уже – моя жена, – сказал он. – Но мне не будет покоя, пока ты не станешь ею по закону. Никогда ещё ни один мужчина не ждал дня своей свадьбы с таким нетерпением.
Кев прикрыл глаза, когда почувствовал, как трепетные губы Уин заскользили по его шее.
– А я столь же нетерпеливо жду нашу первую брачную ночь, – сказала Уин, затаив дыхание.
Кев рассмеялся тихим, грудным смехом.
– Почему? Ты думаешь, у меня припасено для тебя что-либо необычное, подходящее для такого случая?
Губы Кева расплылись в широкой улыбке, когда он ощутил, как Уин утвердительно кивнула головой, уткнувшись лицом в его шею.
