Глава 1
ЗЕМЛЯ, ПЕТЕРБУРГ И ДРУГИЕ МЕСТА,ВЕСНА 2005 ГОДА
На столе лежала пачка сигарет. Он не мог отвести от нее взгляда. Зрачки его лихорадочно поблескивали, на висках выступила испарина, темные курчавые волосы слипшимися прядями падали на лоб.
Продолговатая ярко-красная коробочка, закатанная в прозрачный целлофан… Четкие латинские буквы, над ними — золотой листок, окруженный крохотными блестками звезд… Пачка была надорвана, и трех сигарет уже не хватало. Но оставалось еще семнадцать! Семнадцать часов блаженного забытья…
Его рука легла на стол, с осторожностью двинулась вперед, будто подкрадывающийся к добыче паук, пальцы заметно дрожали. «Тремор, — подумал он, — тремор, как у алкоголика-забулдыги». Он знал, что каждая затяжка крадет каплю жизни — нет, даже не жизни, а чего-то более важного и ценного, определяющего саму его сущность, его "я"… Но удержаться не мог.
Вдоль стен просторной комнаты выстроились стеллажи, заваленные книгами, рукописями, подшивками газет, старыми компьютерными распечатками. Плотные шторы на окне приспущены, за ними светлая северная ночь, запах весенней листвы, мерцание редких фонарей. И тишина… Такая оглушающая тишина, что бывает на городских улицах перед рассветом, когда сон крепок и глубок и ничто не тревожит спящих. Ему тоже хотелось погрузиться в сны — в сновидения, что таились в маленькой красной коробочке, блестевшей посреди стола словно тревожный глазок светофора.
Он откинулся на спинку стула. Сигарета уже подрагивала в его руке — желанная добыча, драгоценный дар звезд.
Дар?
«Бойся данайцев, дары приносящих… бойся данайцев… бойся данайцев…» — молотом стукнуло в висках.
Данайцы, как же! Хозяева! Синельников, простая душа, зовет их двеллерами, обитателями мрака… или пустоты… или иных пространств… Знал бы он! Знал бы!.. Не данайцы, не двеллеры, не призраки в тумане — хозяева! Господа! И все будут им покорны… Все, все!
Щелкнула зажигалка, крохотный желтый огонек затрепетал рыжим флажком. «Флаг капитуляции», — мелькнуло в голове. Он медленно поднес пламенный завиток к кончику сигареты. В его черных зрачках стыл ужас, струйки пота текли по щекам. Зажигалка дрогнула в кулаке, едва не опалив усы.
Зря Синельников написал ту статью, подумал он. Слишком много в его писаниях правды, а такие вещи не проходят даром. Придется, видно, и Синельникову сменить сорт сигарет… Впрочем, он вроде бы курит трубку? Ну, не будет курить. Вернее, будет, только не табак…
При мысли о табаке и табачном дыме ему сделалось совсем худо. Мерзость, мерзость, мерзость! Но Рваный предупреждал, что это неизбежно. Аллергия на запахи… на определенный запах… Не табак, так что-нибудь другое… хорошо еще, не кофе и не хлеб…
Он прикурил, затянулся — глубоко, с наслаждением. Сладковатый аромат привычно кружил голову, успокаивал, торил дорожку к сонным миражам — таким прекрасным, таким ярким и многоцветным, что рядом с ними реальность казалась смутным серым призраком. Таким же смутным и серым, как дома и деревья, маячившие за окном в полумраке весенней петербургской ночи.
Его глаза остекленели, потеряв тревожный блеск, лицо стало спокойным, умиротворенным. Быстро и жадно он сделал еще несколько затяжек. Перед ним в сияющей небесной голубизне возникла радужная дорожка — семь цветных лучей, изогнутых аркой, мостик в мир снов и грез, где все сущее было покорно его желаниям, где он был князем, королем, повелителем. Богом… Дорога в рай, подумал он, ступая на зыбкую тропу.
Сигарета дотлела, погасла, упала на ковер, выскользнув из бессильных пальцев. Он не заметил этого; золотые райские врата распахнулись, и владыка вступил в свое призрачное царство.
* * *
Дха Чандра робко погладил иссохшими пальцами резную створку двери. Над нею, прикрепленный к столбам высокого забора, нависал щиток с надписью: «Обитель Братства Обездоленных». Надпись была сделана на трех языках — санскрите, арабском и английском.
Приют Обездоленных, якорь спасения, врата последней надежды, дом святых братьев… Место, где приобщаются к божеству…
По крайней мере, так говорили Дха Чандре.
Мысль, что ему предстоит слиться с божественной сущностью Звездного Творца, сейчас его почти не волновала, заглушенная острым чувством голода. Он не ел уже двое суток и едва держался на ногах.
Интересно, накормят ли его перед обрядом? Или придется поручить свою душу, свое сердце и разум Богу, мечтая о горсти риса? Благословенного риса, белоснежного и теплого, приправленного острым соусом.
В этом было что-то неправильное, нехорошее. Хоть голодные спазмы едва не сводили Чандру с ума, краешком сознания он понимал, что контакт с божеством слишком важное дело, чтобы отвлекаться на мелкие житейские неприятности. Но — увы! — терзания плоти были сильней его духа, и тарелка с рассыпчатым рисом, маня и дразня, упорно маячила перед глазами.
О, Создатель! Неужели святые братья не снизойдут к его слабости?
Тем более что Богу тоже кое-что нужно от него — так сказали сами братья. Их Бог-Творец, говорили они, не Христос, не мусульманский Аллах и не Будда — словом, не высшее и недоступное существо, безразличное к человеческим мучениям и горю. Нет, Он — Великий, Обитающий Среди Звезд — готов уже сегодня принять в лоно свое страдальцев, снизойти ко всем обездоленным, к неудачникам и калекам, к больным и голодным, к неприкаянным, старым и сирым; Он готов принять их под Свою божественную руку, исцелить, накормить и обогреть. Но только тех, кто добровольно Предастся Ему, искренне сольется с Ним душой и телом!