Округ Дор, Висконсин, 1960 год
Утро выдалось ясным и бодрящим – идеальное начало обычного сентябрьского дня, не предвещающее ничего дурного. Когда Пи Джей проснулся, я нарядила его в свитер, вязаные рейтузы и шапочку, доставшиеся мне от детей старшей сестры Дорис, и, взяв малыша на руки, вышла из дома. Всю ночь шел дождь, и я полной грудью вдохнула душный аромат переполненного водой озера и не слишком густого леса – такой знакомый и родной, будто запах моей собственной кожи.
Под моими ногами захрустел песок. Как и остальные обитатели Норт-Бея, мы с Полом соорудили дорожку из песка поверх покрытия из гравия и гудрона, чтобы не пачкать подошвы ботинок. Я направилась к шаткой деревянной лестнице, спускающейся к озеру. Нужно было действовать осторожно, ведь после дождя ступеньки становились такими скользкими. Спустившись, я прошлепала к воде по высокой мокрой траве и одной рукой перевернула легкую брезентовую лодку, которую соорудил несколько десятилетий назад мой дед. В прошлый уикенд Пол смастерил для Пи Джея небольшое деревянное кресло и накрепко прибил к центральному сиденью лодки, и мне не терпелось его опробовать.
Тихонько напевая, я усадила Пи Джея в кресло, пристегнула кожаными ремнями и подумала о прошедшей ночи. Вспомнилось, как барабанил дождь по жестяной крыше дома, как шумело у меня в ушах, когда мы с Полом раскачивались на постели посреди смятых простыней в сплетении рук и ног. Я выкрикнула имя мужа, и этот звук заглушил стук дождевых капель по оконному стеклу. После этого мы просто лежали рядом, прислушиваясь к редким раскатам грома. Гроза уходила дальше – за озеро Мичиган. Благодарность – за мужа, за жизнь, за будущее – окутывала мое сердце так же крепко и надежно, как теплые объятия Пола.
И вот теперь, спустя двенадцать часов, при воспоминании об этом у меня перехватило дыхание. Взмахнув веслом, я начала грести. Сегодня озеро принадлежало только нам с Пи Джеем, если не считать плававших возле берега уток да парочки чаек, паривших над нашими головами. С наступлением осени мошки и москиты пропали. Лишь время от времени над поверхностью воды с треском пролетала стрекоза, чьи крылья переливались в лучах солнца голубыми и лиловыми бликами.
Я подняла весло, позволив лодке скользить самостоятельно. Под ее мерное покачивание Пи Джей весело пускал пузыри, поглядывая на пролетавших птиц.
Я посмотрела на небо, прикрыв глаза ладонью от ослепительного солнечного света, и в этот момент справа от меня послышался громкий плеск. Я развернулась – как раз вовремя, чтобы заметить блеснувшую над зеркальной гладью озера спину форели. Рыба скрылась на глубине, оставив после себя лишь разбегающиеся по воде круги.
Резко развернувшись, я потеряла равновесие, и лодка накренилась. Пи Джей громко закричал, и я увидела, как головка свесившегося через борт малыша коснулась водной глади. Следом за головой последовали плечи и верхняя часть туловища. Очевидно, Пол прибил ремни не слишком надежно, и теперь они оторвались от креплений.
Метнувшись вперед, я схватила сына за ноги, пока он полностью не ушел под воду. Лодка снова наклонилась, но я поспешно села на скамью, чтобы сохранить равновесие.
Малыш заревел от испуга и неожиданности, и стекавшая с его головы вода перемешивалась со струившимися по щекам слезами. Я прижала ребенка к груди, погладила по мокрым волосикам и пробормотала:
– Все в порядке, малыш. Ты в безопасности.
Я поцеловала Пи Джея в лоб, крепко обняла и, быстро перекрестившись, мысленно вознесла молитву: «Спасибо тебе, святая Матерь Божья! Спасибо, что присматриваешь за нами».
Деревянное весло плавало рядом, и я смотрела на него, пытаясь унять дрожь. Крепко держа ребенка под мышкой, я принялась грести одной рукой, пока не поравнялась с веслом. Выловив его из воды, я еще крепче прижала к себе малыша и направилась к берегу, по-прежнему орудуя одной рукой. Со стороны это наверняка выглядело довольно неуклюже, но зато лодка уверенно продвигалась вперед.
Не успела я переступить порог дома, как зазвонил телефон. Два коротких пронзительных звука свидетельствовали о том, что звонок, поступивший на общую телефонную линию, предназначался нам. Все еще не уняв дрожь от недавно пережитого испуга, я скинула галоши, ринулась в ванную комнату, закутала сына в полотенце и, положив его на диван, побежала к телефону.
Прежде чем поднять трубку, я убавила громкость радио, которое забыла выключить перед уходом из дома: все утро там обсуждали итоги состоявшихся накануне президентских дебатов. Участники радиообсуждения отдавали свои симпатии президенту Никсону. У тех же, кто смотрел трансляцию по телевидению, сложилось впечатление, что безоговорочную победу одержал сенатор Кеннеди. Едва услышав это, я торжествующе подняла кулак. Ведь менее чем через два месяца мне предстояло впервые принять участие в президентских выборах. Так что мой голос был на стороне сенатора из Массачусетса.
– Тетя Энджи?
Женский голос на другом конце провода был мне незнаком. Голоса братьев и сестер я, самая младшая из шестерых детей, хорошо знала, из дюжины моих племянников и племянниц мало кто мог самостоятельно позвонить по телефону. И ни у кого из них точно не было такого голоса. Мою собеседницу нельзя было назвать взрослой женщиной, но и из детского возраста она тоже уже вышла.
