8 июля 1990 года, накануне праздника иконы Тихвинской Божией Матери, исполнилось 59 лет со дня кончины последнего Оптинского старца иеромонаха Никона (Беляева), преставившегося в ссылке в Пинеге. Вот уже второй год оптинцы приезжают в этот день на его могилу. На сей раз нам, иеромонаху Феофилакту, послушнику Евгению, заведующей церковно — историческим кабинетом Свято — Данилова монастыря Г. М. Зеленской и мне поручено поставить крест, отслужить панихиду и почтить память Батюшки поминальной трапезой.
В Архангельск мы приезжаем заблаговременно и по благословению Владыки Архангельского и Муромского Пантелеймона 5 июля летим на Соловки. Летим, чтобы отслужить панихиду по всем страдавшим и убиенным в месте сем. Это моя первая встреча со знаменитым архипелагом. Я еще не подозреваю, что через три месяца, поздней осенью, пути Господни вновь приведут меня сюда…
В тот летний день, 5 июля 1990 года, на остров переселялся первый монах вновь возобновляемого Соловецкого Зосимо — Савватиевского монастыря игумен Герман. Он так горячо хлопотал о нас в аэропорту, что забыл о себе, и в последний момент ему не хватило в «Аннушке» места. Отец Герман остался ждать следующего рейса.
Взлетаем, и вижу: перед иллюминатором висит раскаленная сфера, брызжущая сквозь стекло белыми, точно вскипевшее молоко, лучами. Внизу — щемящий беззащитный ландшафт. Его тельце зеленое, причем в добрую сотню оттенков, от темно — зеленого, почти в черноту, до светло — салатового, почти прозрачного. Неназойливость местности перемежается заболоченными участками, извивающимися речками. Петли рек изысканны, их русла завалены «спичками» плывущего по течению леса.
Целомудренная и стыдливая, земля эта в то же время очень стара, вся в шрамах просек, морщинах рек. Заливные неглубокие воды, сквозь них как на ладони проглядывает древняя почва с преисподними разломами. Они ветвятся под водой, как деревья, странно повторяющие очертания небесных молний.
Озера черные, торфяные; те же, что ближе к горизонту, отражают обескровленное небо и лежат белым — белы. Изредка среди озер горбятся деревеньки. Местами совсем нет леса, одни болезненные проплешины.
Почему он такой необжитый? Земля, сотворенная дыханием уст Господних, забыла Создателя своего. Смотрю с поднебесной высоты на озера и болотца, и они открываются мне как плач некоего Великого Существа, навзрыд скорбящего над этой землей. Не просыхают святые слезы, и край лежит весь оплаканный.
Белое море! Очень точное название. Как все на севере, оно действительно белое, то есть на вид простое, а на самом деле с изюминкой. Его незримый спектр насыщен, непредсказуем. Таким мне всегда представлялся океан в «Солярисе»: не зловещим, не устрашающим, напротив, эдаким простецом, а глубины его кто изведает? У моря много подводных течений, это видно по энергичным изломам вод. Наконец, среди белых волн начинает проглядываться архипелаг. «В последние времена острова будут уповать на Бога», — предрек Оптинский старец Варсонофий. Беленькое упование с куполами, как бумажная игрушечка, маячит внизу.
Да будет твердь! Она стремительно приближается, ландшафт на глазах наливается соком: холмистый чахлый лесок с озерными проблесками, невысокие сосны и ели. И стала твердь! «Аннушка» стрекозой опустилась ей на грудь и, подпрыгивая, бежит по взлетной полосе местного аэродромчика. В двух шагах — грузные очертания Северного Афона, который сверху обманчиво показался мне хрупким макетом из картона. Здравствуй, Соловецкий монастырь, основанный трудами Преподобных Германа, Зосимы и Савватия. Слава Тебе Боже! Ничего другого не может вымолвить душа, все иные слова позабыла…
***
Встретил нас Андрей Близнюк, староста Соловецкой православной общины, молодой человек с чуткими глазами и окладистой бородой. Бросаем вещи в грузовик, едем в Кремль. Когда‑то у Св. Врат богомольцев встречал воротной образ Нерукотворного Спаса, писанный, по преданию, самим Елеазаром Анзерским. Сегодня иконы нет, и мы входим в монастырь, перекрестившись на пустоту.
Почти не разрушенный, Кремль тем не менее катастрофически запущен. Храмы охвачены тотальной реставрацией. На гранитных валунах мшистый налет рыжеватого оттенка — это лишайник, он меняет цвет в зависимости от времени года. Такая массивность построек не так уж часто встречается. Монастырь идеально подходит для темницы. Да и куда бежать?[1]
***
Жилище отца Германа расположено в том же корпусе, где музей, но сзади, с торца. Сбоку пристроена деревянная веранда и сенцы. Новенькие, они пахнут свежим деревом; сразу видно, срублены специально для долгожданного хозяина. Внутри все с иголочки чистое — значит, необжитое.
