Соловки - [3]
Когда старец отходил ко Господу, его келию осиял великий свет, а по воздуху разлилось благоухание. Услышав неземное пение, ученики с удивлением обнаружили, что оно исходит из келии умирающего. В последний миг лицо схимонаха просияло неизъяснимой радостью. Так с улыбкой и отошел в жизнь вечную…
Анзерский скит. Храм во имя Пресвятой Троицы.
В Голгофо — Распятском скиту был самый строгий на Соловках устав. В пищу дозволялось употреблять только овощи, по большим праздникам рыбу; братьям запрещалось иметь любую собственность, а также использовать труд келейников. Молитвенное правило состояло из пяти кафизм, пятисот Иисусовых молитв и трехсот поклонов в день. В храме у гробницы первоначальника Иисуса день и ночь читалась неусыпаемая Псалтирь с поминовением живых и мертвых братий и всех, просящих молитвенного поминовения о здравии и упокоении, причем через каждые два часа смена чтеца — инока извещалась ударом в колокол. Женщины, даже самые благочестивые, на Голгофу не допускались ни под каким видом. Мужчинам было запрещено ночевать здесь. Иногда они благословлялись посещать богослужения, но кров все равно получали в Анзерском скиту. Немудрено, что здесь могли жить немногие, и братия Распятского скита, как правило, не превышала пятнадцати человек.
Прошло несколько столетий, и почивающий под спудом праведный прах схимонаха Иисуса сделался невольным свидетелем христианского мученичества, которое, по пророчеству Владычицы, постигло Голгофский скит. Во времена СЛОНа на остров Анзер ссылали людей, нуждающихся в особой изоляции: рецидивистов и сифилитичек на штрафной паек, сектантов. Поначалу на Голгофе были размещены «мамки» с младенцами, позже скит использовался для священнослужителей высокого сана.
Соловецкие каторжницы жили в Архангельской гостинице. Застигнутых за амурными делами, а также «объявившихся» — открывших свою беременность, отправляли в штрафной изолятор на Заяцкий остров, где царило засилье уголовниц. В этом бабском аду особенно туго приходилось «каэркам», которые, как никто, не были застрахованы от «Зайчиков»: падкие на «благородных» чекисты особенно охотно делали их матерями, и несчастные вынуждены были молчать, чтобы не сгинуть на лесозаготовках. Когда подступало время разрешаться от бремени, их отправляли на Голгофу.
Один из мемуаристов видел этих рожениц, одетых в грязные мешки с дырами для рук и головы, в лаптях на босу ногу. Они лежали на еловых ветках, прижимая к груди худосочных младенцев. В глазах их светился бездонный ужас[2]. Не Та ли, Которой оружие прошло душу и открылись помышления многих сердец, не Споручница ли грешных, не Заступница ли усердная взяла под Свой покров поруганных женщин, не допытываясь, кто «каэрка», кто проститутка, зная одно: мать?..
Призывающих бросать работу сектантов рассредоточивали по глухим командировкам, ссылали на Кондостров, «Зайчики» и на Анзер, где погибли тысячи лиц разных исповеданий: имяславцы, духоборы, христосики. Убежденные, что пришел Антихрист, сектанты отказывались брать документы с печатью, а также открывать свое христианское имя. На вопрос, как их зовут, они отвечали «Бог знает», другого ответа добиться было невозможно.
Иеросхимонах Иисус, основатель Голгофо — Распятского скита.
Одну группу духоборов поручили палачу Новикову. Тот бил их плетьми, покуда не онемеларука. Верующие умоляли застрелить их, не мучить. Их вывели из церковного притвора с руками, связанными за спиной. Палачей возглавлял Д. Успенский, попавший на Соловки за то, что убил отца — священника, как социально чуждого[3].
Голгофо — Распятский скит в XIX веке.
Лязгнули затворы. Бородатый старик, по виду старший, попросил: «Помирать будем, молитву бы на исход души». Ответом ему была жуткая тишина. «Не терпит Антихрист креста, руки вяжет, — вздохнул бородач и разрешил: — Крестись, братия, умом». Раздались выстрелы. На мшистую землю Голгофы хлынула кровь…
Летом 1929 г. на Соловки прибыло тридцать монахинь, в большинстве из Шамординского монастыря, что близ Оптиной пустыни. Они решительно заявили, что на Антихриста работать не будут. К инокиням были применены все принятые в таких случаях меры: ругань, голод, избиение, карцер — безрезультатно. Таких расстреливали или ссылали на Анзер, где они сами умирали медленной смертью. Но протест монахинь происходил настолько достойно, без скандалов и хулиганства, что сам начальник лагеря Зарин не мог перенести их смирения. Это были фанатички, ищущие страданий, и за это их все жалели.
Одного из соловецких врачей и доктора Жижиленко (епископа Максима Серпуховского) вызвали к начальнику санчасти Антиповой и рекомендовали признать монахинь нетрудоспособными, чтобы освободить от работ на законном основании. Врачи, как могли, пытались уговорить упрямых женщин, чтобы те разрешили признать себя больными, без медосмотра, но сестры стояли на своем, даже ссылка на работающих иерархов не помогла. «Спасибо, мы здоровы, просто не хотим служить Антихристу». Но через несколько дней согласились стегать одеяла для лазарета; при работе пели молитвы и псалмы.
Последний акт трагедии: на Соловки доставили священника, который оказался духовным отцом некоторых инокинь. На вопрос духовных дочерей он ответил категорическим запрещением трудиться на безбожную власть. Священника расстреляли, а их разъединили и отправили куда-то поодиночке. Они сгинули без следа
