Сокровище магов

Над вершинами и отрогами Родоп струился пропи­танный запахом смолы, раскалённый от зноя воздух. Еловые леса томились под жарким июльским солнцем.

С высокого берега Пещерицы, неумолчный шум ко­торой только и нарушал тишину горного пейзажа, Са­ше — «Белобрысику» были видны на горизонте острые очертания Балканских гор.

Трудно сказать, тоска ли по родному краю щемила ему душу или далёкие воспоминания проносились в его голове, но юное нежное лицо его выражало беспокой­ство, а синие глаза были устремлены в бесконечную даль голубого неба.

Но, вернее всего, его сосредоточенность объяснялась тем, что он следил за свободно парящим над горами орлом. Один только орёл виднелся на фоне ясного летнего неба и именно поэтому со всем жаром и нетерпением своих пятнадцати лет мальчик ждал, когда же, наконец, улетит могучий владыка воздушного простран­ства. Белобрысик пришёл в это уединённое, отдалённое от лагерного шума место с единственной целью поло­жить на ноты пение мелких певчих птиц. Ему это ка­залось вполне осуществимым. А если так, то не было на свете такой силы, которая могла бы остановить его в выполнении задуманного дела. Таким уж был Бело­брысик.

Затаившись в кустах и деревьях, лесные певцы не менее зорко и тревожно, чем он, следили за полётом своего опасного врага. Но это раздражало Белобрысика:

— Ну, и трусы! — возмущался он. — Орёл ещё вон где, а они и шевельнуться не смеют!

Как несправедлив может иногда быть даже такой парнишка, как Белобрысик!

Несправедливым его делало крайнее нетерпение. Он ждал, чтобы орёл улетел, и птички, позабыв о страхе, снова начали петь, а он мог бы лучшие из их песен включить в свою «Лесную симфонию». Он обещал на­писать эту симфонию к торжественному вечеру в ла­гере, а известно, что такие вечера являются событием необычайным, запоминающимся на всю жизнь. На та­ких вечерах каждый старается показать самое лучшее, на что он только способен.

Белобрысик решил выступить на лагерном вечере с чем-то исключительным и неповторимым. Он был уве­рен, никто не сможет дать ничего более замечательного, чем то, что задумал он. Целиком отдавшись этой идее, он с нетерпением ожидал блестящего успеха своей «Лес­ной симфонии».

Как медленно тянется время! А надо спешить: вот-вот раздастся звук лагерного гонга, призывающий к на­чалу занятий. Время послеобеденного отдыха, от кото­рого он добровольно отказался, быстро протекало. А ведь с каким трудом ему удалось выбраться из лагеря, чтобы побыть одному.

«Лишь бы скорее улетел этот орёл! Тогда я занесу в нотную тетрадку самые интересные песни, какие ког­да-либо были записаны…»

Такие мысли занимали Белобрысика, когда он, рас­тянувшись на бережку горной речки, болтал ногой в её пенистом, стремительном потоке. Испытываемая им досада возрастала с каждым новым кругом, описывае­мым гордой царственной птицей.

Но вот, наконец, какая-то смелая синичка выпорхну­ла из леса и юркнула в листву того самого дерева, под которым лежал Белобрысик.

«Ци-ци-ци-ци-и-и-рюйт, цирют-ти-ти-ти-ци-фю-цифрю» — на своем непонятном языке вывела она первое коле­но своей песни и неожиданно умолкла.

Саша схватил нотную тетрадь, но теперь синица стала выводить отрывистые сложные трели, которые че­ловеческому слуху трудно было разбить на отдельные музыкальные звуки и записать нотными знаками.

Сбитый с толку, Белобрысик приготовил карандаш и тетрадь и стал ждать, когда синица запоёт спокойнее и явственнее.

— Ты от меня не увильнёшь! — мысленно обращал­ся он к ней.

— И, действительно, синица начала подсвистывать более отчётливо — она, по-видимому, чувствовала себя отлично в густой листве и стала бодрее свистать и щёл­кать…

На пяти строках нотной тетрадки получилась сле­дующая запись:

Но из этого количества нот разве можно составить песню, а тем более симфонию?

Синица вспорхнула, вольно и радостно взвилась в небесном просторе. Саша проводил её разочарованным взглядом, как бы говоря: «Значит, и ты не хочешь мне помочь!..»

Он ещё следил за полётом птички, как вдруг в небе что-то сверкнуло и начало стремительно опускаться на поляну, на том берегу речки. Белобрысик побежал и залез в росший у самой воды орешник. Из своего укры­тия он увидел, как на противоположном берегу призем­лился самолёт… Нет, это был вертолёт… Он узнал его по большому несущему винту, всё ещё продолжав­шему вращаться над фюзеляжем, и по тому, что он был бескрылым.

«Откуда это он так сразу появился?»

Вертолёт напоминал большой шар. Нижняя его часть была из блестящего металла, а верхнюю соста­влял стеклянный колпак с тонкими металлическими пла­ночками. Он стоял на колёсах, которые были до смеш­ного высоки по сравнению с его коротким корпусом, напоминающим толстую запятую.

— Настоящий головастик! — рассмеялся Сашок.— Какой смешной летающий шар!

Между двумя высокими колёсами показался чело­век. Он незаметно вышел из вертолёта и теперь корот­кой лопаткой копал землю под аппаратом.

«Что он, свой вертолёт хочет в землю зарыть, что ли?» — удивился Белобрысик и от неудержимого любо­пытства ему захотелось перебраться на другую сторону речки. Она вся была усеяна большими камнями и пред­ставляла удобное для укрытия место.