Высокий светловолосый мужчина в деловом костюме вышел из грузинского ресторана «Генацвале» на Арбате. Он что-то говорил приглушенным баском в наушник блутус, отчего казалось, что он разговаривает сам с собой. Никто не назвал бы его красавцем, но у него было запоминающееся лицо – грубоватое, волевое, а в эту минуту еще и нахмуренное. Он был явно недоволен невидимым собеседником. Только что у него сорвалась назначенная в этом ресторане встреча. Сам-то он пришел вовремя, а вот его потенциальный партнер, провинциал, не знающий Москвы, но пожелавший встретиться именно в ресторане «Генацвале», позвонил и сообщил, что застрял в безнадежной пробке на выезде из Крылатского.
Ресторан «Генацвале» работал, не закрываясь, даже несмотря на очередную вспышку напряженности в отношениях с Грузией. Вот «гостю столицы» по фамилии Мурванидзе, даром что родом из Северного Казахстана, земляк, можно сказать, и захотелось сюда заглянуть. Увы, столичных пробок он не учел, хотя его и предупреждали.
Мужчина отключил миниатюрный телефончик, сбросил наушник и, оглядевшись по сторонам, решил немного пройтись. Почему бы и нет, раз уж образовалось «окно»? Он уже по праву считал себя москвичом, но и сам когда-то был провинциалом. И ему случалось попадать впросак в огромном городе. Он спустился с Нового Арбата на Старый и двинулся вперед по пешеходной улице. Давно он здесь не бывал, хотя работал рядом, на Кутузовском.
Раньше на Арбате было много интересного. Антикварные магазинчики, букинистические, картинные галереи… А теперь, что справа, что слева, мелькали ювелирные магазины, отрыгивающие сытеньким рыжеватым блеском низкопробного золота, да сомнительные едальни. Пожалуй, зря он сюда свернул. Совершенно нечего тут делать и смотреть не на что.
И вдруг он заметил галерею, наверно, последнюю из уцелевших. Она располагалась в угловом доме и выходила, строго говоря, в переулок. Иди он от «Смоленской» к «Арбатской», а не наоборот, мог бы, пожалуй, ее и не заметить, прошел бы мимо. Но он шел к «Смоленской» и увидел. Его внимание привлекла женщина, появившаяся в витрине. Она вошла в выгородку перед самым стеклом и начала то ли протирать, то ли поправлять висевшие там картины.
Мужчина остановился. Он видел ее со спины, но то, что увидел, ему понравилось. Крупная женщина, но ему всегда нравились крупные женщины. А вот так называемых «воздушных созданий» – нервных, жеманных и похожих на мальчиков – он терпеть не мог. У этой женщины были длинные сильные ноги, и он залюбовался пластично обозначившимися икроножными мышцами, когда она приподнялась на цыпочках. Блондинка. Тоже неплохо, хотя у него не было особых предпочтений насчет цвета волос.
Некоторые его приятели предпочитали блондинок, другие – брюнеток. Встречаясь за пивом – сам он пил безалкогольное, – они развивали целые теории на этот счет. Кое-то уверял, что брюнетки темпераментнее, с ними проще, а блондинки вялые, возни много, раскочегаривать надо. А вот ему было решительно все равно. Хотя неплохо бы узнать, как она выглядит с фасада.
Словно ощутив его взгляд, словно прочитав его мысли, женщина в витрине вдруг стремительно обернулась. Их глаза встретились. Ее взгляд гневно отшвырнул его, заставил отшатнуться. «Поймала с поличным», – мысленно усмехнулся он. Спереди ничего разглядеть не успел. Только этот разгневанный взгляд. Женщина выскользнула из витрины и исчезла, а заинтригованный мужчина поднял глаза на вывеску и прочел: «Галерея Этери Элиавы». Он толкнул дверь и, звякнув колокольчиком, возвещающим о появлении посетителей, вошел.
Она встретила его, мягко говоря, прохладно, зато теперь он разглядел остальное. Она была хороша. Хороша той типично русской красотой, которую только дураки называют «неброской». Волосы цвета меда, подстриженные «под пажа», колоколом обрамляли круглое, мягкое, чуть скуластое лицо. Нос немного вздернут. Изумительная кожа, прямо-таки сливочная, а глаза, как ни странно, не голубые, а карие, горячие и яркие, с прозрачной, просвечивающей насквозь радужкой, напоминают крепко заваренный чай. Наверное, надо было сравнить их с хорошим коньяком, но мужчина был непьющим. «Что-то одна еда на ум приходит», – спохватился он и спросил:
– Вы – Этери Элиава?
Ничего более умного он не придумал.
Ее губы – крупные, полные, розовые – дрогнули в снисходительной усмешке.
– А что, я на нее похожа?
– Нет…
– Вам нужна Этери?
– Нет… – Черт, все его умственные способности предательски дезертировали с поля боя. – А можно посмотреть картины?
– По-моему, вы уже видели все, что хотели.
– Извините, это я нечаянно… засмотрелся.
На самом деле он ни капельки не чувствовал себя виноватым. Если женщина не дура, она не станет обижаться на мужчину за то, что он ею восхищается.
Она не была дурой. Она улыбнулась по-настоящему, обнажив красивые ровные зубы.
– Пожалуйста. Билет стоит тридцать рублей.
Он выложил голубоватый полтинник на столик у дверей. Она оторвала от книжечки плотный листочек глянцевого картона и протянула ему вместе со сдачей. Ему не нужен был ни этот билет, ни сдача, он торопливо, не глядя, запихнул все в бумажник. В галерее, выстроенной лабиринтом, с порога невозможно было разглядеть сразу все, но того, что он уже видел, ему вполне хватило, чтобы понять: его здесь ничего не интересует. Ничего, кроме этой женщины.
