Случай Растиньяка - [4]

Другое полотно, висевшее рядом, было еще более реалистичным, но совершенно противоположным по настроению. Всю картину заполняло небо. Сумрачное, клубящееся облаками, болезненно-желтое московское небо, правда, изображенное в необычном ракурсе, зажатое в щели между домами какого-то арбатского переулка. Чуть ли не того самого, по которому он спускался с Нового Арбата на Старый.

Эта картина показалась ему на редкость желчной и мрачной, но его захватило наполнявшее ее настроение. Небо, зажатое между домами, как будто сердилось, перекипало облаками через края крыш и готово было выплеснуться с полотна наружу. Он сам нередко чувствовал себя так.

«Ищите то, что скажет нечто важное лично вам», – вспомнились ему слова женщины. Пожалуй, он нашел. Вот только он не знал, какую из двух картин выбрать, и мысленно сказал себе: «Какого черта!»

Ни одна из картин в галерее не несла таблички с названием и именем художника, все были помечены только номерами.

Он вернулся к женщине.

–  Я нашел. Только я нашел сразу две. Не могу выбрать. Я могу купить две картины? Тут все продается?

–  Все, что выставлено, продается, – подтвердила она. – А что вы выбрали? Номера запомнили?

–  Нет, не запомнил…

–  Извините, это моя вина. Надо было дать вам блокнот и карандаш. Ну пойдемте, посмотрим…

–  А почему картины не подписаны? – полюбопытствовал он.

–  Причуда хозяйки галереи, – ответила она, пожимая плечами. – Чтобы фамилия художника не влияла на выбор. Здесь выставлены многие известные авторы.

–  А хозяйка, значит, не вы?

Женщина повернулась к нему.

–  Мы с вами уже установили, что хозяйка – Этери Элиава, а я на нее не похожа. Что же вы все-таки выбрали?

–  Вот и вот, – показал он не без гордости.

Неужели ему удалось вслепую угадать картины известных авторов?

Лицо у нее стало какое-то странное. Растерянное. Изумленное. Недоверчивое. Она взглянула на него с подозрением.

–  Подстроить это вы не могли…

–  Подстроить? – удивился он. – Я ничего не подстраивал! Мне просто понравились эти картины. Вот – номер два ноль девять семь и два ноль девять восемь.

–  Вы хотите их купить? – спросила женщина. – Обе?

–  Ну, раз уж я не могу выбрать одну и унести бесплатно…

–  Это была просто шутка, – потупилась она.

–  Я так и понял, – улыбнулся он.

Только теперь он заметил, что она держит в руке стопку бумажных листов, скрепленных зажимом на картонной подставке. Прейскурант, догадался он. Или, вернее, каталог. В таких местах, наверно, полагается говорить «каталог». Прейскурант – это для ресторанов. Ему очень хотелось пригласить ее в ресторан.

Она перелистала каталог, сверилась с номерами. Непонятно почему, но она вдруг заговорила ужасно сухо и официально:

–  Номер два ноль девять семь стоит три тысячи долларов. Номер два ноль девять восемь – три с половиной. Могу сделать перерасчет по сегодняшнему курсу в рублях, если вам так понятнее.

–  Не нужно. Я предпочитаю оперировать долларами. Привычка, – добавил он. – Но теперь я могу узнать, как называются картины и кто авторы?

Он ничего не понимал, но этот невинный вопрос расстроил и смутил ее еще больше.

–  Что-то не так? – спросил он. – Они не продаются?

–  Продаются, – ответила она подавленно, – я же назвала вам цену. Просто я хотела бы понять, почему вы выбрали именно эти картины.

–  Вы посоветовали выбрать то, что скажет нечто важное лично мне. Вот я и выбрал.

–  Номер два ноль девять семь называется «Натюрморт». А номер два ноль девять восемь – «Отравленное небо». Оба полотна написала я.

–  Так вы художница? – обрадовался он.

–  Ну, художница – это сильно сказано. Но Этери считает, что в моих картинах что-то есть, вот и выставляет. Между прочим, один такой этюд с небом – ну, не совсем такой, похожий, – у меня уже купили. Но это было давно, года четыре назад, если не пять. Вас это не смущает?

–  Нет, конечно! Приду в Третьяковку, а там висит такая же картина, как у меня дома. Гляну этак через плечо и скажу: «Да у меня дома такая же. Даже лучше».

Вроде бы ему удалось ее развеселить. Она опять улыбнулась, и опять эти чудные ямочки заиграли у нее на щеках.

–  Увы, мой этюд купила не Третьяковка, а частное лицо. Даже не знаю, кто именно.

–  Ладно, какая разница. Могу я узнать фамилию автора?

–  Лобанова, – сказала она. – Екатерина Лобанова. Можно просто Катя.

–  А меня зовут Герман, – представился он. – Герман Ланге.

–  Ланге? – переспросила Катя. – Вы немец?

–  Поволжский, – ответил он. – Вас это смущает?

Ее смутил его вопрос.

–  Вовсе нет. Почему вы спрашиваете?

–  Многие до сих пор относятся с предубеждением.

–  Только не я, – покачала головой Катя Лобанова. – Подождите, я вам сейчас счет выпишу.

–  Да не нужно, – попытался остановить ее Герман.

Он испугался, что на этом их знакомство и закончится. Но она слушать ничего не хотела. Сняла картины со стены – для этого пришлось отключать какое-то хитроумное устройство – и позволила ему только отнести их обратно к входу в галерею, где была ее канцелярия. А сама вновь включила устройство, села за столик и начала выписывать счет в трех экземплярах.

–  Прямо как в химчистке, – пошутил он и тут же испугался, что она обидится.