Да, я — вор. Это не признание, а констатация факта. Что, осуждаете? Ах, завидуете! Ну-ну.
Так вот, прежде чем осуждать, завидовать и вообще как-то оценивать мою жизнь и профессию, слушайте сюда или идите подметать Антарктиду, чтобы не мешать тем, кто слушать хочет и умеет.
Я живу тем, что краду то, что принадлежит другим по праву. (И принадлежит по праву, и краду по праву, хоть моё право далеко не всеми признаётся.) Непростое, замечу, занятие. Ведь надо не просто присвоить то, что хотелось бы иметь в своём хозяйстве, но и остаться при этом незамеченным, а то не избежать неприятностей.
Это когда я был молодым, то бывало, попадался. Помнится, в первый раз чуть не попался, как раз тогда, когда решил сделать своё первое приобретение.
Случай классический: стоит в песочнице кроха — косичка направо, косичка налево, и горько рыдает! Причина — мама наказала. Как именно наказала, я так и не узнал, так как самой родительницы не было на месте. Предполагаю самое простое — наорала, шлёпнула, ушла. Тройная гарантия — оглушение, боль, отчаяние. Результат — слёзы.
При этом вряд ли ребёнок понял за что его наказывают, ведь буря, которая обрушилась на эту кнопку, трёх неполных лет, сразу отключила у неё всякую связь с внешним миром и заблокировала анализатор объективной реальности, который у детей и так находится в самом начале своего развития, а значит достаточно слаб.
Теперь ребёнок спрятался за покрывало слёз и не видел, и не слышал ничего, кроме собственного рёва. Вот это покрывало я и решил сделать своим первым трофеем.
Поговорку — «Это сделать легко, как отобрать конфету у ребёнка», придумал тот, кто на самом деле не пытался отобрать у детей что-либо ценное. Конфета, это было первое, что не сработало, когда я самоуверенно попробовал подкупить безутешную малявку.
Возможно, она просто не видела то, что ей предлагают, а может быть карамель в её жизни не была достаточно высокой ценностью. Но я предполагаю, что первая версия ближе к истине, ведь глаза у неё были зажмурены, а уши из-за постоянного плача не слышали моих слов. Однако сдаваться я не собирался.
Заменив карамельку на шоколадную медаль, я предпринял попытку отвести хотя бы одну ручку от зарёванной мордашки, и тут же получил неожиданно сильный и сердитый удар пухлой ладошкой по руке. Моя шоколадка полетела в песок, а девочка разревелась пуще прежнего. Хм-м…
Мне достался крепкий орешек, справиться с которым было непросто. Но теперь это было для меня делом принципа. Не найдя путь к «сердцу женщины» через желудок, я решил действовать через глаза.
Ну, да я ведь только что сказал, что они были зажмурены, но их невозможно держать так постоянно, особенно когда льются слёзы! Это означало, что дитя рано или поздно моргнёт, а когда это случится, то, увидев нечто необычное, она заинтересуется, так-как любопытство это один из самых важных органов в её возрасте. (Я не ошибся — любопытство это именно орган, а не свойство. Но об этом как-нибудь в другой раз.)
Итак, руководствуясь такими соображениями, я отошёл на несколько шагов и встал на голову. Вообще-то, акробат из меня неважный, а ещё, я в том возрасте, (двенадцать лет от роду), страдал избыточным весом. Но стоять на голове с опорой на сложенные особым образом руки, я умел.
Мой просчёт был в том, что я не ведал, сколько времени понадобится мелкой плаксе, чтобы моргнуть. Всем известно — когда ждёшь чего-то, находясь в напряжённой, неудобной позе, то время начинает ползти, тянуться бесконечно долго. Стоит ли говорить, как оно растянулось, когда мои ноги уставились в небо?
Кровь прилила к голове, которая сразу загудела, как чугунный котел, в который гукнули оперным басом. Мир вдруг стал ярче, но тут же размазался, так-как глаза наполнились слезами. И… я вдруг отчётливо вспомнил уравнение, за которое в школе получил пару накануне, а решение показалось мне невероятно простым.
Всё бы ничего, но тут завтрак, которому положено было быть давно уже переваренным, попросился обратно, перед глазами у меня поплыли цветные круги, и вдруг мир резко повернулся на девяносто градусов и крепко хлопнул меня собой по боку. Короче говоря, потеряв равновесие, я от души приложился о землю. И вот парадокс — именно это сдвинуло дело с мёртвой точки!
Почувствовав, что почва под её ногами вздрогнула, юная плакальщица тут же перестала реветь, отняла ладошки от чумазой мордахи и удивлённо распахнула глазки.
Я увидел близость победы! Вот оно — слёзное покрывало, которым дети отгораживаются от ужасов мира сего. Ещё немного, и оно станет моим!
Но чтобы взять этот ценный предмет, который мне так упорно не хотели отдавать, надо было протянуть руку, а чтобы протянуть руку требовалось встать. Как раз встать-то, у меня не вышло. Конечно, я пробовал, но органы чувств постоянно путали верх и низ, а потому я немедленно шлёпнулся обратно, а потом ещё и ещё раз!
И тут надо мной прозвучал радостный детский смех. Вы слышали, как смеются маленькие девочки? Нет, это вовсе не похоже на звон хрустальных и серебряных колокольчиков. Звук, как правило, хриплый и напоминает трещотку, либо то, что слышится в результате встряхивания сухого гороха, насыпанного в картонную коробку или жестяную банку. Так, между прочим, продолжается довольно долго, а мелодичным девичий смех становится в лучшем случае, в завершающей стадии подросткового возраста. Но речь не об этом.
