— О, великий всеблагой, предобрый Отец наш! Вызываю к тебе и молю! Окажи мне милость свою — дай мне истинную любовь, которую я так жажду!..
Голос юноши сорвался, и его сменили рыдания. Теперь в гулкой темноте храма были слышны лишь всхлипы, идущие из самого сердца. Слова его моления были искренними, к тому же парень просил не богатства и славы, не лёгкой жизни и незаслуженного покоя, и даже не презренной власти, которую жаждут многие.
Он просил то, что должно было принадлежать ему по природе, но по какой-то причине отсутствовало. Затерялось что ли?
И Демиург снизошёл! В сиянии славы он предстал перед ошарашенным молящимся, и в руках у него была истинная любовь самого совершенного образа!
— На вот, держи! — сказал Демиург, передавая истинную любовь коленопреклонённому парню. — Извини за задержку. Понимаешь, много вас, вот я и не уследил за твоей, м-м, комплектацией. Но ничего, ты ещё молодой — своё наверстаешь. Ах, да, чуть не забыл!
Демиург полез в карман и потянул оттуда что-то большое, угловатое или точнее, многогранное. Но пока он доставал, зацепившуюся за что-то вещь, ошалевший от всего этого прихожанин схватил удивлённо оглядывающуюся по сторонам истинную любовь, и, забыв поблагодарить того, кого призывал с таким отчаянием, выбежал из храма.
— Погоди, сынок, куда же ты? — крикнул Демиург ему в след. — Тут к любви ещё счастье прилагается!..
Но парень уже скрылся. Демиург устало вздохнул и с тоской посмотрел на сверкающее у него на ладони счастье.
— Ну, вот, — пробормотал он, — и что мне с ним теперь делать? Здесь что ли оставить, авось найдёт кто-нибудь? Эх, молодёжь, молодёжь! Сам ведь будет ко мне взывать лет через пять-десять — вынь да положь ему счастье! А оно тем временем тю-тю… Я б его у себя придержал, да оно без дела потускнеет, а тусклое счастье штука невесёлая.
Говоря так, Демиург сошёл с алтаря, огляделся в поисках подходящего места и пристроил счастье за одной из массивных колонн. Он сделал это не без умысла — место за колонной было непопулярным среди прихожан — оттуда было не видно алтаря, к которому протискивались те, кто побогаче и понаглее. За колонну же, как правило выталкивали сирых и убогих, тех кто не мог или не смел настоять на своём праве быть человеком. Если такому достанется бесхозное счастье, то добрый Демиург будет только рад!
* * *
— Добренький Боженька, помоги мне!
Девочка, стоявшая на коленях перед собственной кроватью, истово молилась, глядя на маленькое изображение Демиурга, висящее на стене. Слова, слетающие с её губ, были еле слышны в тихом доме, погружённом в сон, но в ушах Демиурга они звучали словно набат, не давая ни секунды покоя! На такой чистый и отчаянный призыв нельзя было не откликнуться.
— Что случилось? — спросил добрый Демиург, но так, что этот вопрос вошёл не в ушки, а непосредственно в сознание ребёнка, дабы не напугать его.
— Мама заболела! — ответила девочка, решив, что это её собственные мысли. — Мне ничего не говорят, но я подслушала, хоть и знаю, что это нехорошо. Доктор сказал, что ничем не может помочь, а я знаю, что это очень плохо…
— Ложись в постель свою и спи! — приказал Демиург.
Девочка послушалась, забралась под одеяло, и уже через несколько секунд спала тем сном, который доступен только ангелам и детям.
Демиург задумался. Человечеству было отмерено горя и радости, без которых невозможно существование самих людей. Нельзя было сделать всех одинаково счастливыми, успешными и здоровыми. Вероятно, матери этой крохи предназначено на этом этапе жизни тяжёлое испытание, которое являлось неотъемлемой частью существования целого человечества.
Как это ни печально, но без таких испытаний обойтись было невозможно. Когда-то эта женщина была молода, здорова и счастлива. Когда-то она задыхалась от восторга в объятиях мужчины, потом познала радость материнства. А теперь пришёл её черёд хлебнуть страданий. Иначе никак. Если он избавит её от постигшей беды, то придётся переложить эту беду ещё на кого-нибудь. На эту девочку, например.
Но прежде чем делать выводы, необходимо было всё проверить. Демиург взял с полки книгу судеб, и после недолгих поисков нашёл страницу посвящённую семье той женщины, о которой так горячо молилась её дочь. Но всего через минуту чтения брови его поползли вверх, и он захлопнул книгу. Ах, ты!..
Среди глухой ночи, когда всем честным людям положено спать, и наступает время сторожей и разбойников, красивая, свежая, полная сил женщина лет тридцати, вдруг села на кровати и уставилась в темноту круглыми от ужаса глазами!
— Что случилось? — спросил её муж, проснувшийся от этого внезапного движения.
— Н-ничего… — ответила она, дрожа всем телом.
Однако это не удовлетворило супруга, знавшего цену таким вот женским «ничего». Он откинул одеяло, зажёг светильник рядом с кроватью и внимательно посмотрел в бледное лицо жены. Сейчас она выглядела так, будто увидела привидение.
— Ты плохо себя чувствуешь? — спросил он обеспокоенно, так-как вид жены привёл его в трепет. — Может сон плохой приснился?
Она посмотрела на него, словно никак не могла понять, кто это перед ней? Наконец, её взгляд приобрёл осмысленность, в глазах ещё раз полыхнул страх, и они наполнились слезами.
