Принято говорить, что каждый город – во всяком случае, тот, чье имя на слуху у человека любой государственной принадлежности, – имеет свой неповторимый характер, душу и язык, на котором он обращается к приезжим и к своим обитателям. То есть то, что еще в древности называлось «гением места».
Об этом самом «гении места», а иными словами, духе, душе города написано множество книг, которые все равно ничего толком не объясняют, ибо обращены к любознательности путешественника; а любознательность питается фактами и датами, а отнюдь не розовым отблеском утреннего света, что скользит по головам почерневших от времени статуй Карлова моста.
Я же всю жизнь гоняюсь именно за этим: за шелестом мокрых деревьев, за утренним говорком неизвестной местной птички, за непривычной кладкой булыжников на крошечной площади… за грустноватым выражением слуховых оконец где-нибудь в старых приземистых домах Малой страны.
Исходя из этих моих предпочтений, а также из суммы добытых, застигнутых, извлеченных из воздуха и окрестного пространства невесомых трофеев, годных разве что для литературы, Прага – или, что одно и то же, ее душа – отзывается моей душе гораздо теплее, ярче, нежнее, чем остальные города (за исключением, конечно, Иерусалима; но у этого места не одна, а сразу несколько огнедышащих душ, – как голов у дракона, и точно так же, как у дракона, на месте срубленной жадно вырастает другая).
Я полагаю, об этом дуэте, об упоительном и всегда индивидуальном танце великой души города с частной и преходящей душой человека только и стоит писать, если берешься описывать перемещения в пространстве.
Многое в этом решает личность художника, писателя, философа – род занятий не важен, важна скорее судьбинная глубина, – с именем которого связано и имя города. Чаще всего эта связь является нам в коммерческой суете и расхожих символах вроде облика Франца Кафки на футболках, чашках и брелоках… Это – оборотная сторона подлинной славы: то, что Франц Кафка родился и жил в Праге, знает и тот, кто романов его не читал и прочесть не в состоянии.
Отправляясь в Прагу, ты готов к мельтешению этих торговых марок.
Но есть иные встречи, удивительные, будто подстроенные судьбой: так я с томиком писем Ван-Гога оказалась на вилле в Сен-Дени, маленьком городке в Провансе, рядом с психиатрической лечебницей, где закончил свои дни великий художник. И вот тут уже ты, с изрядной долей страха, ощущаешь диалог не с местностью, а с куда более ирреальными силами.
Камертоном настроения любой «новеллы странствий» служит, как правило, какая-либо сцена, часто неожиданная, наблюдать которую тебе случайно привелось. Так, исходив Прагу, вдоволь напитавшись красотой ее фасадов и крыш, заполнив несколько блокнотов, писать о ней всерьез я захотела лишь после того, как увидела на Карловом мосту небольшую толпу слушателей заурядного джаз-банда; лицо одной пожилой, мечтательно зажмурившейся туристки и тихое покачивание ее в такт музыке послужило тем толчком, тем внутренним импульсом, которого всегда ждет писатель, приступая к работе.
И еще в моих путешествиях есть одна особенность: тогда, когда поездка предусматривает «разведку боем», то есть подготовку к написанию книги, – провидение, или как там его назвать, мой литературный ангел, – короче, кто-то там по моей профессиональной части – всегда посылает мне в помощь достойного проводника. Не могу забыть, как, составив маршрут по Испании и уже заказав билеты, я вдруг поняла, что эта туристическая, по сути, поездка ничем мне помочь не сможет. Ведь испанцы, в отличие от многих прочих европейских народов, по-английски почти не говорят. И значит, уготована мне участь обычного туриста, которому страна открывается исключительно глянцевой стороной путеводителей.
И вдруг – за два дня до отъезда – получаю письмо на адрес своего сайта. Письмо женщины, полуиспанки, полурусской, родившейся в Москве, которую мать и бабушка увезли после окончания школы в Севилью, где она и живет до сих пор. Она писала по прочтении одного из моих романов; приглашала приехать, уверяла, что если когда-нибудь мне захочется побывать в Испании… что если когда-нибудь приведет судьба…
«Дорогая Лола! – написала я ей в ответ, – в Испанию меня приведет судьба послезавтра…»
И милая Лола приехала из Севильи к нам в Кордову, и мы провели вместе замечательный день, а потом еще год переписывались с ней, так что роман «Белая голубка Кордовы» своими реалиями сугубо частной испанской жизни – до которой очень редко добираются туристы – во многом обязан именно ей, Лоле Диас.
И наконец, самое главное, самое сокровенное: любое путешествие таит неожиданную встречу с соотечественниками, которых разметало по всему свету, за душой у которых обязательно есть новелла о жизни, о перенесенных трудностях, о победе над судьбой или о поражении. А иногда… иногда ты встречаешь настоящий перл уникального сюжета. И выслушав героя, и расставшись с ним, унося в блокнотике несколько заветных страниц для будущего рассказа, повести, новеллы, ты в очередной раз мысленно благодаришь провидение, литературного ангела, – короче, кого-то там по моей профессиональной части, – чье старательное воображение никогда не оскудевает, чьи усилия никогда не пропадают даром.
