Есть на севере Украины, в лесном краю, небольшой и древний городок. Когда-то считался он здешней ягодно-грибной столицей. Почти сразу за городком начинался заповедник. Охотиться здесь не разрешали, но рыбалка с ночевкой не возбранялась.
Восемьдесят шестой год многое изменил в заповеднике. Не стало грибников, не стало и рыбаков. Рыба тоже заразной оказалась, как и грибы-ягоды, как вода и воздух. Зато вдесятеро прибавилось чудес. Разное говорили: медновласые озорницы на ветвях сидят, чешуйчатыми хвостами помахивают; невиданные звери оставляют на опушке следы-воронки; космические пришельцы лесными тропами бродят и, криво ухмыляясь, чужие слова повторяют.
Рыбак -- назовем его, для определенности, Немиром -- разбил палатку наверху, у сосен, где комарье летало не тучей, а отдельными гвардейскими эскадрильями. Солнце опускалось за реку, в лес, к острому аромату древесной смолы и нагретой хвои примешивался дурманный запах трав да густой грибной дух. Птиц почти не было слышно, зато рыба плескалась вовсю.
Оборудовав ночлег, Немир час-другой просидел над удочками, почесываясь и глядя на закат. Рыба тихо смеялась над рыбаком. Комары пели песни, кружились у лица и храбро, как камикадзе, набрасывались на свежачок. Не клевало, да и не могло клевать, потому что зуд вынуждал рыбака искать спасения в воде. Он кидался в речку, доплывал до быстрины и стоял там, вертя головой: комарики всюду доставали. Не клевало -- но на уху много и не требовалось.
Ночь под рассыпными звездами, бок о бок с боязливыми косулями, так любящими вечерние сказки, с огромным рогатым лосем, заглянувшим к Немиру на огонек, оказалась скоротечной. Мигнула она черным крылом и улетела за лес. Вспыхнул рассвет, встал над рекой сияющий туман, наступил час утреннего клева и розовых существ, рожденных водой.
Немиру пришлось закрыть глаза. Никто ведь не подскажет, что возникло там, в тумане. Взглянешь ненароком -- ослепнешь. А не ослепнешь -- умом тронешься.
Что-то или кто-то. Озорница какая-нибудь. Боковым зрением он ощущал ее присутствие. Можно не глядя угадать несоразмерность в тонкой девичьей фигурке. То ли баба там с тощим телом школьницы, то ли кикимора с пропорциями кинодивы, поди узнай.
Странные создания водятся в этой речке. Леший их побери, всю рыбу распугают!
Ох ты рыбина! Поводить ее, поводить… Акула! Кит на крючке! Сейчас мы тебя, осторожненько… все равно тебя вытяну, чудище! -- шептал он.
Сглазил! Сказал -- и, оступившись, взмахнул руками. Устоял, но именно в этот миг рыбе вздумалось деру дать. Удочка стрелой ушла под воду.
Ладно, рыбка. Уплывай, живи. Будь благодарна мне за неуклюжесть.
И тут прямо перед ним -- не спрятаться, не отвести глаз -- вынырнуло одно из розовых созданий. Вышло на берег. Приблизилось. Разглядывает.
– - Ты кто? -- спросил Немир, стараясь держаться просто, естественно и доброжелательно. Именно так держатся заросшие мужики, облаченные в трусы и штормовку, когда в безлюдном медвежьем углу к ним выходят из прибрежных омутов мокрые, перемазанные илом девочки. И смотрят, будто узнают.
– - Местная я!
– - Это твое имя? -- она не поняла. -- Спрашиваю: зовут тебя как?
– - Зовут меня? А кто?
– - Папа с мамой! -- Немир вздохнул: как же, жди ответа… Не хотел бы я с тем папой ночью встретиться, подумал он.
– - Папа с мамой зовут меня Рыбкой! -- сообщила девочка.
– - Как же тебя занесло в эту глушь, Рыбка?
– - Я купалась.
– - Вижу. А почему голенькая?
– - А я не голенькая!
Она руками по телу провела, будто заслониться хотела. И тут Немир увидел: на девочке был купальник. Тонкий, почти прозрачный. Мерещится или нет? -- растерянно подумал он. -- Вдруг она и на самом деле человеческий ребенок?
– - Одежка моя на острове. Недалеко. Разве нельзя?.. Тут же нет никого.
– - А я? Вдруг я людоед? Или бандит. Не маленькая, все-таки!.. -- он снял штормовку. -- Оденься, Рыбка. Тут свежо, простудишься. Твои родители остались на острове?
– - Не скажу. Вдруг ты людоед?
– - Оденься, сказал! Вот так. А людоед -- так что ж теперь? Тогда убегай. А я буду страшно скрипеть зубами и орать: вернись, мой завтрак!
Она залилась смехом. Какая-то пичужка откликнулась с неба. В тон попала. Смех почему-то успокоил Немира, и он отважился посмотреть девочке в глаза. Заглянул, отшатнулся. Зрачки отсутствовали.
Нежить. Речной фантом. Радужки, залитые тушью.
– - Ты меня хорошо видишь? -- спросил он. Молчать -- опасно.
– - Да.
– - И какой я, по-твоему?
– - Веселый. Теплый… -- она облизнулась. Немир отступил на шаг.
– - Я есть хочу! -- объявила девочка.
– - Ступай к родителям, пусть накормят!
– - А ты разве не голоден?
– - А хоть бы и голоден? Нет у меня ничего съедобного…
Немир хотел просто обойти ее. Прикоснулся к холодному плечу -- и вдруг содрогнулся от брезгливости, оскалился и с силой оттолкнул девчонку. Тварь не удержалась на ногах. Шлепнулась в песок тяжелой рыбиной. Вскрикнула.
На ее голени красовалась алая ссадина. О корягу зацепилась.
– - Прости, я не нарочно! Тебе больно?
– - Ничего. Рыбки не плачут.
– - И кровь у них не идет?
– - Почему? Идет иногда… Ну как хочешь. Оставайся голодным. Или отдай мне одно свое желание. А я братика позову.