Помнишь, как мы встретились в первый раз? В кафе Дома кино. Меня туда привёл сценарист Валька Шварц. После своего фильма Валька стал знаменит в своих кругах. В широких кругах его никто не знал, сценаристы вообще славы не имут. Вся слава достаётся актёрам, а сценаристам только деньги. Однако в своих кругах он был модным. Валька мне не нравился. У него лицо, как у сатаны, с пронзительными глазами и доминирующим носом. Все лицо уходит в нос. К тому же мне было двадцать шесть, а ему сорок. Но все-таки я с ним пошла в надежде, что меня кто-нибудь приметит и возьмёт сниматься в кино. Или просто влюбится, и я найду своё счастье. А ещё лучше то и другое: и влюбится, и в кино. Все в одном месте. Не сидеть же дома рядом с мамой и сестрой! На дом никто не придёт и ничего не предложит. Надо самой для себя постараться. Как гласит народная мудрость: «Под лежачий камень вода не течёт».
На мне было синее платье, и я сидела напротив Вальки, а ТЫ рядом со мной. Ты был такой пьяный, просто стеклянный от водки. Ничего не соображал. Но когда засмеялся — не помню, по какому поводу, — то засмеялся тихо, интеллигентно. Ты даже в беспамятстве оставался аристократом. Потом подвинул под столом свою ногу к моей. На всякий случай. Проверить: как я к этому отнесусь? Вдруг положительно, тогда можно будет без особых хлопот трахнуть девушку. Выпить водки, трахнуть девушку — выполнить полную программу загула. А потом поехать домой и лечь спать.
Ты притиснул свою ногу к моей. Я очень удивилась и отодвинула свою ногу. И посмотрела на тебя. В твоём лице ничего не изменилось. Можно так, а можно этак…
Валька вдруг вытянул руку и поднёс к моему рту. Я не поняла, что это значит и что надо делать.
— Укуси, — сказал Валька.
— Зачем? — удивилась я. Потом поняла: он проверял меня на готовность к разврату.
Почему бы и нет? Но не с ним. И не с холодной головой. Вот если бы я что-то почувствовала, если бы моя кровь вдруг загорелась от желания… Однако я ничего не чувствовала ни к кому. Ты был стеклянный и лысоватый. Валька н просто рвотный порошок. Правда, знаменитый порошок.
Была за столом ещё одна возрастная тётка лет сорока пяти. Она рассказывала про свою маленькую внучку и называла её «заспанка». Значит, много спит. Юмор заключался в том, что «заспанка» по звучанию похоже на «засранка». Я не понимала: как можно шутить так плоско в присутствии по-настоящему талантливых людей? И зачем вообще в этом возрасте ходить в кафе. Потом выяснилось, что в Доме кино проходила конференция критиков, а тётка н прогрессивный критик. Они её уважали, а меня нет. Зато они меня хотели, а её нет. Неизвестно, что лучше.
Все кончилось тем, что ты поднялся к директору Дома кино и сказал:
— Я пьяный. Вызовите такси.
А я осталась с Валькой. Потом я его ждала во дворе. Сидела на скамейке. Он в это время выступал перед критиками. Был просмотр его фильма. Потом он вынес мне во двор чашку коньяка и заставил выпить. Он хотел, чтобы я опьянела. Я выпила и стала пьяная. Все вокруг медленно кружилось: небо и скамейка.
Валька вознамерился меня трахнуть, но у него не стояло. Мне было все равно. Меня тошнило — морально и физически. Я поняла, что в поисках своей судьбы выбрала какой-то неверный путь. Таким образом я ничего не добьюсь, кроме аборта или венерической болезни. Хорошо, что у Вальки не стояло. Но ведь есть и другие случаи.
Моя сестра кормила ребёнка грудью, сидела, как мадонна с младенцем. И такая была в этом чистота и высокая идея…
Меня пригласили на студию в комнату ¦ 127.
Я вошла в комнату ¦ 127 и увидела тебя. Ты был трезвый, с оливковым цветом лица, какое бывает у индусов. Ещё не негр, но уже не белый. Переходное состояние. И глаза, как у индуса, — большие керамически-коричневые. На столе лежали мои фотографии, взятые из картотеки актерского отдела.
Рядом с тобой стоял второй режиссёр Димка Барышев. Он, как засаленная колода карт: сплошные варианты и все грязные.
Ты протянул мне сценарий в плотной бумажной обложке и сказал:
— Прочитайте.
Я взяла сценарий и прочла название: «Золушка».
Я видела, что ты меня рассматриваешь: какое у меня лицо, глаза, волосы. Общий облик. Было непонятно, вспомнил ты меня или нет. Скорее всего нет. Димка Барышев тоже меня рассматривал, но по-другому: какое на мне платье, грудь, ноги — и все остальное, что между ногами. Я стояла и мялась, как будто хотела пи'сать.
Я не могла понять: почему они меня пригласили? Может быть, Валька Шварц сказал, что есть такая студентка на четвёртом курсе ВГИКа. А может, просто листали картотеку…
Я ОЧЕНЬ хотела сниматься. Но к своим двадцати шести годам я уже заметила, что нельзя хотеть ОЧЕНЬ. Судьба не любит. Надо не особенно хотеть, так, чуть-чуть… И тогда все получится.
Я взяла сценарий и пошла к двери. Димка Барышев провожал меня глазами, и мне казалось, что на моем платье остаются сальные пятна. Мне захотелось обернуться и плюнуть ему в лицо. Я обернулась, но не плюнула, а просто посмотрела. Он все понял.
Когда я вышла, Димка сказал:
— Без жопы, как змея. Что это за баба без жопы?
А ты ответил:
— Сделайте фотопробу. — И ещё добавил (мне потом Леночка Рыбакова рассказала), ты сказал: — В ней есть чистота.
