ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ ОТ АВТОРА
В свое время немецкий психиатр Эрнст Кречмер обратил внимание на очевидную связь физической конституции с психической. Оказалось, что среди шизоидов (странных, замкнутых и чудаковатых субъектов) преобладают люди астенического телосложения, а среди циклоидов (жизнелюбов, бонвиванов и весельчаков) – пикнического. Подробную характеристику этих психологических типов и обстоятельный разбор кречмеровской типологии читатель найдет в тексте. Здесь же достаточно сказать, что под шизоидами и циклоидами следует в данном случае понимать абсолютно здоровых людей, но имеющих отчетливые характерологические особенности определенного знака. Если шизоиду суждено заболеть психически, то почти всегда это будет психоз шизофренического круга, циклоид же более склонен к развитию депрессивных состояний. Таким образом, термины «шизоид» и «циклоид» говорят всего лишь о большей или меньшей вероятности того или иного душевного расстройства (это ни в коем случае не приговор, и никаким детерминизмом здесь даже не пахнет). Полагая, что так называемая средняя норма – не более чем умозрительная абстракция, Кречмер разместил все богатство психологических типов на шкале «шизо – цикло».
Справедливости ради следует сказать, что Кречмер не был первопроходцем в полном смысле этого слова. Еще в глубокой древности делались попытки увязать психику и со-матику (от греч. soma – тело) в единое целое. Древнегреческий врач Гиппократ за 400 с лишним лет до рождения Христа создал учение о темпераментах, а из-под пера великого Аристотеля выходили, например, такие определения: «Человек, который близ висков имеет мясистый лоб и надутые щеки, бывает храбр, высокомерен, сердит и весьма тупых понятий». Уже в новое время «пристегнуть» физическую конституцию к тем или иным особенностям характера пробовали основоположник физиогномики Иоганн Каспар Лафатер, творец френологии Франц Йозеф Галль и многие другие, но Эрнст Кречмер впервые поставил дело на истинно научную основу. Впоследствии его пионерские работы были продолжены многими выдающимися зарубежными и отечественными психологами и психиатрами (Юнг, Шелдон, Ганнушкин и др.). В наши дни получили широкое распространение типологические модели акцентуированных характеров в духе Леонгарда и Личко.
Многие исследователи нередко грешили неумеренной абсолютизацией отдельных сторон человеческой психики. Одни говорили об основополагающей роли наследственных задатков (отсюда, в частности, «растут ноги» некогда весьма популярной теории о врожденном преступнике итальянца Чезаре Ломб-розо), а другие, наоборот, настаивали на примате социального. Дескать, психика новорожденного младенца – это чистая доска, tabula rasa, на которой воспитатель волен писать все, что угодно. Среда – ваятель, а биологическая почва – косная материя. Подобного рода дихотомия давно стала историей, и в наши дни ни одному серьезному ученому не придет в голову разрушать двуединство биологического и социального в природе человека.
Все эти увлекательные вещи, о которых пойдет речь в нашей книге, – строение тела и характер, психологические типы и темпераменты, френология, физиогномика, гипноз, феномен гениальности и многое-многое другое – так или иначе являются предметом психологии и психиатрии. Исключение составляет только первая глава, в которой коротко рассказывается о проблемах антропогенеза – происхождения рода человеческого.
Эта тема нам представляется тем более необходимой, что в последние годы возобладала тенденция рассматривать вид Homo sapiens вне его эволюционных и биосферных связей. Строгую науку все чаще подменяют замшелыми религиозными догмами. Причем сплошь и рядом критикой дарвинизма, эволюционной теории и современной биологии занимаются люди, не смыслящие в этих вопросах, извините, ни уха ни рыла. Справедливость должна быть восстановлена, поэтому мы не только коснемся биологических «корешков» венца творения, но и поговорим о сложных формах поведения высших животных, которые несводимы к голому инстинкту и из которых, без сомнения, вырос человеческий интеллект.
Если же уважаемому читателю, несмотря ни на что, все-таки неприятно происходить от обезьяны, он может пропустить эту главу безо всякого для себя ущерба.
Начать придется от печки – с набившей оскомину байки о Пчеле и Архитекторе. Ее мораль незамысловата: животные изготавливают свои орудия и строят жилища, повинуясь инстинктивной программе, не зная заранее, что получится, а человек, прежде чем соорудить самый примитивный шалаш или обтесать непослушный камень, должен все это сначала проделать у себя в голове. Человек действует, опираясь на разум и строя план.
Слово «инстинкт» употребляется в быту как символ всего самого дурного и низменного в человеке. То есть венец творения не должен подчиняться темным голосам подсознания, не подобает ему это. Но биологи и этологи (специалисты, занятые изучением поведения животных) рассматривают инстинкты иначе. Под ними понимаются просто врожденные программы поведения. Даже первокласснику ясно, что компьютер, не снабженный программами, всего лишь бесполезная груда железа. Так и головной мозг, чтобы начать функционировать, должен иметь некоторый набор специфических программ: как узнавать задачи и как их решать, как учиться и чему учиться. Любое животное (и человек здесь не исключение) появляется на свет с большим набором очень сложных и тонких разнообразных программ, которые передаются по наследству из поколения в поколение. Естественный отбор их непрерывно тасует и комбинирует. Неудачные программы безжалостно выбраковываются, удачные – получают путевку в жизнь. Эволюция сурова: она не знает снисхождения, она предельно несентиментальна, и лестница живых существ, протянувшаяся из прошлого в будущее, полна гекатомбами невинных жертв. Это неудачники, не сумевшие приспособиться; их программы оказались недостаточно совершенными, и поэтому равнодушная природа без сожаления указала им на дверь.
