Улыбка, широкая, пустая — всплыла в его мозгу. Короткие, толстые ручки потянулись к нему через кровавый дождь.
Смит открыл глаза. Потолок двигался, он лежал на спине. Темные лица склонились над ним. Бутылочки звякали, ролики каталки пищали. Чей–то голос, мужской, выкрикнул
«Desé prisa!»[1] Смит подумал, что умирает. Та улыбка, широкая, пустая — откуда? Он закрыл глаза, увидел вспышку из дула, унюхал вонь пороха. Две фигуры падали. И услышал крик — свой собственный.
Проехала табличка: ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА \ PERSONAL UNICAMENTE. Двери с клацаньем открылись, каталку вкатили в лифт и рваное движение прекратилось. Картины всплывали в мозгу — воспоминания. Сердце Смита колотилось. «Меня подставили, — внезапно понял он, — Рамирес меня сдал. Рамирес уже был у них на крючке, а там еще был фэбээровец».
Воспоминания наплывали — раздирающая тяжесть на спине, звон разбитого стекла, отдача револьвера калибра 38 в руке. Но Смит носил «глок»[2] Застрелил фэбээровца из его же оружия? А если Рамирес думал, что сможет оборвать сеть Винцети, но это его проблемы. Смит помнил не все, но точно помнил, что Рамирес — мертв.
Лифт гудел. Смиту хотелось спать.
— Что это за больница?
— Сан–Кристобаль де ла Грас, миистер Смиит — ответил доктор, — мы обеспечим вам полную безопасность.
«Ну вот — подумал Смит, — опять мексы». А кто же еще мог тут быть. Смит испугался, неужели его везут в тюрьму. Но медсестра пожала ему руку и жарко зашептала в ухо: «Полиция вас не тронет, мы вас надежно спрятали».
Смит воспрял духом. Винценти его не бросил, Винценти все предусмотрел и заплатил нужным людям. Иначе, здесь бы были фэбээровцы. Слава Богу!
И Смит вспомнил лицо с пустой улыбкой и имя. И все остальное.
Шипе.
***
— Это Шипе, — сказал бармен.
Смит уставился на маленькую каменную статуэтку на полочке над кассой — черную, похожую на Будду в индейских перьях. Сидит на корточках, протягивает короткие толстые ручки вперед, улыбается.
— Чего? — переспросил Смит.
Бармен, тощий, как рельса, заговорил с явным мексиканским акцентом:
— Шипе защищает верных. Он — Податель Урожая, Видящий Красоту, Бог Добрых Намерений. Он приносит удачу, как ваша отрезанная кроличья лапка.
«Не вижу я тут особой удачи», — подумал Смит. Ла Фиеста дел Сол, как и все остальные бары тут, была стоячей свалкой. Липкие от грязи пол и стены, тусклый свет, пронзительная мексиканская музыка. В углу американский солдат тискается с двумя шлюхами, но больше посетителей нет. Рамирес всегда выбирал для встреч такие сортиры, возможно, это напоминало ему о родном доме.
Смит был человеком Винценти, отвечал за южный регион того, что между собой они называли «Канал»: подпольная мафиозная порносеть. Винценти говорил, что валовый доход «Канала» — несколько миллионов в год, и это еще было мало в сравнении с теми доходами, которые сеть приносила еще до видеокассет. Но они удерживались на уровне, без убытков — никто теперь не возился с хрупкими кинопленками, стандартная 3,4–дюймовая видеокассета может переписываться до тысячи раз как мастер, десяток проверенных распространителей, которые покупали каждую запись за тысячи долларов – и сеть процветает, вне зависимости от заказов. И никаких тебе грузовиков с товаром в Южный Техас. И практически без риска — люди Винценти в ФБР иногда сдавали агентам старый товар или выдавали парочку мексов, для статистики. В ФБР думали, что эффективно борются с порнографией, а Винценти зарабатывал миллионы. И безопасней было распространять — анонимные почтовые ящики, зашифрованные имена. Даже сам Винценти не знал, кто его покупатели. И даже когда несколько раз арестовывали посылки, не было никаких зацепок.
Кассеты снимались на мексиканской стороне, так безопаснее, мы же не эти придурки Дикси или Лавандовый Холм с «домашним видео». «Канал» занимался тем, что федеральные агенты называли «андеграунд» — настоящий S&M, пытки, снафф и детское порно. Сраные извращенцы в Штатах платили за третичную двадцатиминутную запись «CP»[3]с белыми детьми до трех тысяч. Смит закупал мастерпленки и перевозил их в Сан Анжело, а другие люди Винценти копировали. Смит не стыдился – спрос рождает предложение, и мы живем в свободной стране, правда? Единственной серьезной проблемой было перевезти кассеты через границу, но этим занимался Рамирес. Везучий человек, очень везучий.
«И где его черти носят»? — подумал Смит. Лапето был городом–призраком, одним из безликих мест на границе с Техасом, унылой смесью быстрой речи, смуглых лиц и недобрых ухмылок. 99% жителей — мексы, половина из них — нелегалы. Такие города жили за счет электронной почты из Лэкленда и Форт–Смита — сопляки находили дешевые отели, ночевали там и ехали дальше, в Мексику, посмотреть на ослиные шоу в Акунье или Фуэнте. И Смиту было плевать на все это.
— Меня ни разу не грабили, — бармен протирал стаканы и улыбался.
— А?
— Меня ни разу не грабили, даже не обворовывали. Никаких проблем.
— Тоже мне, — пробормотал Смит.
— Это Шипе. Он приносит удачу.
«Идиот!» — подумал Смит и снова уставился на статуэтку. Улыбается почти как бармен, такой же пустой улыбкой. Смит не верил в каменных или каких–нибудь еще богов, боги и бизнес не сочетались.