Сердца первое волнение
Константин Александрович Махров
Школьная повесть о дружбе, о первой любви и первых обидах, о человеческих отношениях; о том, как важно не боятся признать свои ошибки и уметь прощать тех, кто нам дорог…
| Жанр: | Советская классическая проза |
| Серии: | - |
| Всего страниц: | 60 |
| ISBN: | - |
| Год издания: | 1959 |
| Формат: | Полный |
Сердца первое волнение читать онлайн бесплатно
Константин Александрович Махров
СЕРДЦА ПЕРВОЕ ВОЛНЕНИЕ
«Наклевывается что-то грандиозное…»
Класс бушевал…
Подумать только: пятнадцать двоек! Ни разу за все десять — простите — девять лет такого не бывало. А их учил Геннадий Лукич, учитель с многолетним стажем, прекраснейший, добрейший человек. Он никогда не выставлял такого астрономического количества отрицательных отметок. И вдруг эта тихая, эта мило робеющая Маргарита Михайловна, вчерашняя студентка, заявляет:
— Плохо. Вы как будто никогда не писали сочинений. Вы не умеете строить фразу.
Класс замер. А минуту спустя вспыхнуло возмущение. Уж на что Надя Грудцева, влюбившаяся в новенькую учительницу с первого дня, с замиранием сердца слушавшая каждое ее слово, и та надула губы, и у той в синих глазах заметались сердитые искры. В ее сочинении о Сатине и Луке насчитывалось двенадцать стилистических ошибок, и под ними притаилась хвостатая зверюга в виде цифры 2. Надя была в смятении: у нее всегда за сочинения были четверки.
Маргарита Михайловна потребовала, чтобы ребята дома проанализировали каждое подчеркнутое предложение, продумали, что в нем неправильно и как можно исправить.
В этот момент класс и забушевал.
— Не умеем! Не знаем! Нас этому не учили!
— Как не учили? А Геннадий Лукич?
— Ни разу! И все тридцать человек успевали.
Больше всех негодовала златоволосая Лорианна Грацианская:
— А почему у меня единица? «Духовный мир Насти устремлен к студенту с громадным револьвером Раулю»… Спрашивается: почему подчеркнули? Возмутительно! Одни подчеркушки! Геннадий Лукич никогда не подчеркивал.
— Не шумите. Я настаиваю, чтобы вы выполнили мои требования. Не сумеете сами — я помогу. Проведем занятия по стилистике.
— А! Дополнительные! Не останемся!
Перед юной учительницей был не класс, а бушующее море. Она не знала, что предпринять, чтобы всех успокоить.
— Так нельзя… Я требую… — пыталась она перекричать всех. — Завтра после уроков будем заниматься.
То было вчера. А сегодня эта тихая, легко смущающаяся учительница, миниатюрная, стройная девушка с большими грустными глазами, освещающими милое задумчивое лицо, говорила с неведомо откуда взявшейся твердостью в голосе:
— Начинаем занятие по стилистике. От этих занятий я никого не освобождаю.
— Тише! — требовала она, хотя в классе и без того было тихо. — Да, анализируйте и переделывайте каждое отмеченное предложение. — Знаете, по-флоберовски: «Ухаживайте за фразой до тех пор, пока она вам не улыбнется»…
— Совет полезный… — сыронизировал кто-то. — Учтем.
— Со стилем у вас провал. Мы будем заниматься стилистикой систематически, упражняться и упражняться…
— Чудесненько! Этого еще недоставало! Перегрузочку создавать! — все еще дула губки Лорианна Грацианская.
— Да, — стояла на своем Маргарита Михайловна. — Будем. Скажите, есть среди вас занимающиеся спортом?
— Есть. Вот Степа Холмогоров. Конькобежец. Первое место по городу держит.
— Скажите, Степан, как вы стали хорошим конькобежцем?
— Я? — Степан поднялся. — Не знаю. А… к чему этот вопрос?
Кажется, в этот момент Маргарита Михайловна впервые рассмотрела его как следует. Это был юноша среднего роста, худощавый, с небольшим лицом, казавшимся то суровым, то насмешливым, на котором кое-где были рябинки — следы давно перенесенной болезни. Но не все лицо, а в первую очередь глаза его, темно-серые, глядевшие внимательно, прямо, несколько испытующе, поразили ее.
— Вы много тренировались?
— Да, много.
— Благодарю вас; это я и хотела слышать; садитесь. А известно ли вам: чтобы овладеть скрипкой в совершенстве, Паганини — в детстве и в юношеские годы — упражнялся до изнеможения? Сам ставил перед собой задачи нечеловеческой трудности и преодолевал их? А как много работал над каждым предложением Горький! И вам, чтобы овладеть стилистикой, надо работать много и настойчиво. Мы будем анализировать язык художественных произведений, разбирать каждое написанное вами предложение. Приступайте к работе.
Класс притих. Степан повернулся к Анатолию Черемисину и сказал, указывая на ребят:
— Взгляни… Бояре понадули пузы…
— Ничего не попишешь, придется поработать, — ответил Анатолий.
— Наоборот, — возразила Надя, — не ничего не попишешь, а очевидно, много попишешь.
Она сидела на второй парте среднего ряда, вместе с ближайшей подругой своей, Кларой Зондеевой, а Черемисин — по соседству, позади, у окна; Степан — за ним, тоже у окна. На самостоятельной работе разрешалось потихонечку, так сказать, в пределах рабочего шума, разговаривать и даже пересаживаться на другое место, каковым правом тотчас и воспользовался Анатолий Черемисин, пересев к Наде Грудцевой поближе; парта тут стояла маленькая, он с трудом запихал под нее свои длинные ноги.
Надя тыкала пальцем в свою тетрадь и недоумевала:
— Ну, скажите, — чем плохо: «Васька Пепел — сильная натура, который стремится так жить, чтобы он сам себя мог уважать, и он безумно любит Наташу»? Что тут неправильно? Подчеркнуто! И знак восклицания на полях — как пика. А ты бы как написала, Клара?
— Я? — Клара медлительно-важно повернула голову к Наде и, блеснув стеклами очков в черной оправе, сказала веско: — Я сформулировала бы так: «Василий Пепел — представитель той части опустившихся на «дно» жизни людей, у которых еще не изжито стремление к лучшей форме существования».
