Сборник поэзии

Сборник поэзии

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность. Книга завершается финалом, связывающим воедино темы и сюжетные линии, исследуемые на протяжении всей истории. В целом, книга представляет собой увлекательное и наводящее на размышления чтение, которое исследует человеческий опыт уникальным и осмысленным образом.

Жанр: Поэзия
Серии: -
Всего страниц: 5
ISBN: -
Год издания: Не установлен
Формат: Полный

Сборник поэзии читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

Лев Халиф

Сборник поэзии

Лев Халиф 1930, член Союза Писателей, исключен в 1974, эмигрировал в 1977 Стихотворные сборники "Мета", "Стиходром", проза: "ЦДЛ", "Молчаливый пилот", "Ша, я еду в США") печатался в периодических изданиях Италии, Израиля, Франции, США

ПАСТЕРНАК

Каждый четверг к восьми часам утра на Казанском вокзале, не самом столичном, но в центре Москвы, ещ? только спросонья влезающей в домашние тапки, за платформой электричек, идущих на Куровскую, к стоящему "столыпину" на котором написано "почтовый", везут этапы. Вдали видна голубятня, тоже когда-то почтовых голубей, водокачка ещ? со врем?н паровозов, за которой сразу же развлетвленье подъездных путей. Щелкают капканами стрелки. И грозно кричит в рожок подающий вагоны. Неспеша набирают ход электрички, опоздавшими злорадно любуясь, а конвой торгует женщинами тридцать рублей за любую. Зеки глотают деньги на нитку, нанижут, к зубу привяжут и судорожно глотнут, так над?жнее - кровные к телу ближе. Дрогнут зеки. Прохладно тут. Одежда их внесезонна, но в каждой загажник. Одет кто в ч?м, с обязательным сидорком за плечом. Обувь их без подошв - шмон не любит загадок, опять же ближе к ступне им будет окраина, вот только мороз залютует, делая вид что лижет, п?с голодный, он тоже служит в охране. Неважные вести - их грузят в "почтовый". Неспешные вести - дойдут ли? Конечно дойдут, им всего-ничего потребуется чтобы в доходяг превратится вдруг. А пока их огибает вокзал суетливый рядом. Руки, небось сплошь в наколках и мокрых делах, порешить бы их всех разом и была-не была. А кто-то их примет за почтальонов. Удивится - сколько почтальонов у нас! И только очень внимательный глазом не смажет по их глазам воспал?нным и выделит их из рваного сброда, видимо, у него нам?танный глаз. Глубоко запрятавшие свою обреч?нность (е? вместе с ними да в глубь страны) стоят и ноги их, будто стебли ч?рные, растут из кованного горшка тюрьмы.

Нет, не с этого вокзала наведывался я к старику. С прилизанного и чистого, где пассажиров не так стерегут, с более западного к Пастернаку ездил. (денег на такси не хватало если).

Свистят электрички, будто соловушки в клетке. Так в какой околоток, вам сударь, загон? В Переделкино, до третьей отметки, третья зона, она лучшая из всех ваших проклятых зон, там жив?т Пастернак меж дал?кой Европой и близкой Сибирью, в зоне, назов?м е? так, между Нобелевской премией и секирой. И тогда от станции через кладбище прямиком, шагом быстрым, а то и бегом. Три сосны на косогоре. Это здесь он окажется вскоре.

Другое дело если едешь к нему на такси и говоришь - "Гони, но не слишком тряси!" И тогда проезжаешь вес?лое место, как вс? здесь, красивое, где чуть ли не ногами резину месят и делают презервативы. Колпак цензуры, незаметный и тем не менее зрячий, всем братьям-писателям, у кого губа не дура, этот нам?к, едва ли прозрачный.

Шелест гравия на повороте. Здесь таксист замедляет ход. Нехотя раступаются старые ели. Слева у магазинчика поселковый люд а по правую сторону дом Пастернака. А вот и он копошитсся на участке сво?м и завидев рукою машет. Видавшая виды кепка, на все сезоны одна и глаз усталая голубизна. Что и говорить - неважно выглядят у нас поэты. А ты что хотел чтоб он был в мундире при эполетах, и чтоб фанфары вокруг, и бронзовый профиль в небе качался Да спасибо что без кляпа во рту и ещ? не четвертован на части на красной площади газетных полос, опозоренный до седых волос. Вс? это будет потом, а пока не запечь ли нам для начала быка, аппетит, прямо скажем, волчий, воспал?нно уже видит воочью и серебрянные плошки с икрой, и лотки с заливною рыбой, куриный галантир и с шампанским ведро и возглас: "Смотрите кто прибыл!" Далее хрустальная менажница, в ней паштет, прикрытый ч?рной испанской маслиной.

Да ничего подобного. Был скромный обед с гороховым супом в суповнице длинной. Очень скромно жил Пастернак, а главное - незащищ?нно. Вот если б кремл?вская здесь от Кремля стена, с бойницей, изнутри закопч?нной, и с малой ротой пусть неважных стрелков (поэты и сами стрельнуть не промах) и вообще, кто охраняет у нас стариков, не в дурдомах, а когда они дома?

Да Боже упаси, никаких охран. Поэт свободен и дом его храм. Другое дело немного счастья, по части счастья всегда недобор, а, впрочем, оно не делимо на части, его или много или не видишь в упор. И я представил кладовщика, чья от счастья лоснится щека. Интересно, какая у него поза, когда он кидает нам счастья горсть? Наверно так Пастернак нес?т свою прозу: - Вот мо? счастье, дорогой мой гость! Знал ли он что убь?т его счастье? Разумеется знал, но отчасти. Тогда почему не сж?г или не закопал? - Шила в мешке не спрячешь. Это точно - ищейки у нас нюхом зрячи. Только-только замысел начн?т закипать и что же прикажете, его закопать? Да земли не хватит. И я представил как с лопатой идут на кратер.

Сирен завывание. Кислородная маска к лицу. Жизнь - не хроническое заболевание. Хроника жизни подходит к концу. - Боря, Боря, Ну хоть что-нибудь скажи... Когда-то он ею прекрасно был болен, Любимой сестрой была ему жизнь.


Еще от автора Лев Яковлевич Халиф
ЦДЛ

Лев Халиф – русский поэт, прозаик, автор знаменитого четверостишия «Черепаха», которое в 50-е годы стало фольклорным. «Черепаха» ходила в списках, ее цитировали в спектаклях Эдлиса и брал эпиграфом Юрий Домбровский, но неизменно снимала цензура, тем более если она шла под именем автора. Однажды «Черепаха» была напечатана миллионным тиражом на обложке радиожурнала «Кругозор». В роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба» «Черепаха» попала уже как фольклор. В 1977 году Халифа буквально вытолкнули в эмиграцию. «ЦДЛ» и роман «Пролом» были написаны на чужбине.


Рекомендуем почитать
Нале-е-ево!

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Коммуналка

Рассказ из цикла «Тёмный Петербург».


Описание похода в Карелию в письмах

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Москва, Токио, Лондон. Двадцать лет германской внешней политики

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.