Сборник поэзии - [4]

Шрифт
Интервал

x x x В жаркой Кесарии, Потеет над словом писец. Пера касание Шкуры Или сердец. На то и апостол Чтоб от себя добавить, Не всегда укладываясь в строку. История, похожая на байку, Посапывает на боку. Жена, Покрытая шерстью...

Библия - бортжурнал Космических пришельцев, Ещ? не переписанный по-домашнему, На земле, вечно чем-то дымящейся.

Мужество, Ладно в латы закованное. Куда натужнее мучиться, Заземл?нным, Как в землю закопанным. С высочайших высот приниженным, Становясь земным на кресте ... Но пока кто-то молвит: "Вижу" Пустыня, саванна степь... Пригодная для гольфа, Что с размахом игра, И лысая вдруг Голгофа Ещ? не проклятая гора.

Зв?зды над шерстью... Библия - бортжурнал Космических пришельцев.

Упадать на Землю страшно, Она кажется ещ? мертвее... Так начинались страсти По космическому Матфею.

x x x Нет у слова столиц, Ничего нет у слова. Ни Ватерлоо, Ни Аустерлиц, Одна условность. И ещ? цензура - костолом и сволочь, Она всегда на пути тво?м Ты имеешь власть над словом, Е? же власть над словар?м.

x x x

Живой гербарий над цветами, Распятьем птицы крестят высь И воздух - свежести цитата, Небрежно брошенная вниз. Он там вверху, а здесь пожиже И цвета жухлого травы, Задымленный, сво? поживший, И что-то ждущий за труды.

x x x

Уходим с криком или без, Разворошив тоску, как угли. Чем тише смерть, Тем громче лес, Как будто сирота он круглый, Взывает к небу, Сучья заломив... Ни на грош не верю в этот миф.

Театр скорби, Где на сцене гроб И лент муаровых чернеет финиш, Куда бежим мы запыхаться чтоб, Где тысячи цветов когда остынешь, Он сталкивает в землю их поток И плачет рот, на мой похожий , И это посильнее скорби тысяч толп. В трагической застывшей позе.

Уходим с криком или без, Человек не умирает весь.

x x x Дух носился над водою божий, Как заблудившийся матрос, Похоже, То был не дух, а альбатрос. А может быть беззвучная покамест, Ещ? не опер?нная стократ, Белеющая, будто лоб над камнем, Над бездной мечется строка, Над вспененною бездной океана, То приближаясь, то отпрянув, Пока не попад?т на на остри? пера... Пора, родимая, пора.

"МЕРТВЕЦ ИДЕТ" А вот и сам виновник торжества, С присущей данному моменту грустью, Которой на его лице не густо, Поскольку очень бледное лицо.

Мертвец ид?т. Нет выхода, а только вход.

На что уходит жизнь - последние минуты, Пластинки на руках его чуть гнуты, Ремни победно стянуты, От старости скрипят, Спел?нут он от головы до пят, Одно лицо свободно от завязки, Но и оно как стянуто ремн?м, Зам?рзшее от ожиданья смерти? Сейчас он самый белый человек На белом свете, Истинно виновник торжества, Сейчас восторжествует справедливость, В конце которой будет он казн?н. Рожки двух электродов - чем не жертвенный коз?л, При полной ясности ума и добром здравии, Под медной шапочкой (е? заботливо поправили, явно веря что она ему ид?т)...

Душа одела шлем - готовится в пол?т.

x x x Куда с энтузиазмом пр?т народ. И ты не увлеч?н, а увлекаем, Куда бежит страны нарост?На зрелище, он жд?т его веками. Он в Бога верит,губошл?п, В судьбу свою,что не спешит с подарком, Молись, молись, глядишь и Бог пошл?т, Куда-нибудь подальше.

x x x Медь или бронза, гипс или гранит, Любой материал твою осанку сохранит Охватывая, как питон. И тем не менее легко накинут, как пальто, Не жмет подмышки, сшитый впору, А как расскованную сохраняет позу! Поэт придворный, А памятник себе воздвиг нерукотворный.

Другое дело свинец или олово Для желудка голого Ваянье памятника изнутри, Излюбленный и древний способ На который ныне смотрят косо. Смертник Слова принял натощак, Но что мы знаем о таких вещах?

x x x В одежде старой входит Ной, Непрезентабельный и допотопный. Когда потоп всему виной. Не до того,чтоб нравиться потомкам.

x x x Его зовут жертвенным, Олимпийским, Божественным, Бывает он ещ? и священным, Но спроси под ним привычно разл?гшуюся чашу Что она знает о н?м? Факел, неспешно сгорающий, Тоже ничего о н?м не расскажет. Полюбопытствуй у дважды остывшего, Этот точно знает что такое огонь, Никогда не оставляющий улики, Полюбопытсвуй до того как будет развеяна Его дотла сгоревшая улыбка.

x x x Зачем искать сравненья, мучиться? Не Кремль, глядящийся с рублей? Места, засиженные Мухиной Эмблема родины моей. И надо всем шлагбаум с трауром полос, И ещ? исхл?станная белизна бер?з.

x x x Дельфос - брат, Не местный грек, Непорочный, Будто Абель, Или нет, скорей, как ангел, Кому не ведом смертный грех, Ангел с крыльями в гараже, Если не на аэродроме, Где его персональный джет, Тоже мал и очень скромен, Он из всех подручных средств Выбирает только крылья, Оставляющие в небе след, Схожий чуть с молочной пылью. И летит, как Арион Кифаред - певец настырный, И садится в наш район В своей тунике застиранной.

Кстати, он совсем не грек И прилетает на игле.

x x x

Ты как религия, живопись, Кто бог, а кто без лица. Или до конца уж выразись Или выродись До конца.

Рай. Центральный парк, Только без влюбл?нных пар. Сверху грозди. Снизу грузди И старухи с молодою грудью, Очень качественной пока, Облокачиваются на облака. Возлежат себе Далилы, Что ни пазуха, то клад. Силиконовой долины Где-то рядом здесь домкрат.


Еще от автора Лев Яковлевич Халиф
ЦДЛ

Лев Халиф – русский поэт, прозаик, автор знаменитого четверостишия «Черепаха», которое в 50-е годы стало фольклорным. «Черепаха» ходила в списках, ее цитировали в спектаклях Эдлиса и брал эпиграфом Юрий Домбровский, но неизменно снимала цензура, тем более если она шла под именем автора. Однажды «Черепаха» была напечатана миллионным тиражом на обложке радиожурнала «Кругозор». В роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба» «Черепаха» попала уже как фольклор. В 1977 году Халифа буквально вытолкнули в эмиграцию. «ЦДЛ» и роман «Пролом» были написаны на чужбине.