Сорок первое тысячелетие.
Уже более ста веков Император недвижим на Золотом Троне Терры. Он — Повелитель Человечества и властелин мириадов планет, завоеванных могуществом Его неисчислимых армий. Он — полутруп, неуловимую искру жизни в котором поддерживают древние технологии, ради чего ежедневно приносится в жертву тысяча душ. И поэтому Владыка Империума никогда не умирает по-настоящему.
Даже в своем нынешнем состоянии Император продолжает миссию, для которой появился на свет. Могучие боевые флоты пересекают кишащий демонами варп, единственный путь между далекими звездами, и путь этот освещен Астрономиконом, зримым проявлением духовной воли Императора. Огромные армии сражаются во имя Его на бесчисленных мирах. Величайшие среди его солдат — Адептус Астартес, космические десантники, генетически улучшенные супервоины.
У них много товарищей по оружию: Имперская Гвардия и бесчисленные Силы Планетарной Обороны, вечно бдительная Инквизиция и техножрецы Адептус Механикус. Но, несмотря на все старания, их сил едва хватает, чтобы сдерживать извечную угрозу со стороны ксеносов, еретиков, мутантов. И много более опасных врагов.
Быть человеком в такое время — значит быть одним из миллиардов. Это значит жить при самом жестоком и кровавом режиме, который только можно представить.
Забудьте о достижениях науки и технологии, ибо многое забыто и никогда не будет открыто заново.
Забудьте о перспективах, обещанных прогрессом, о взаимопонимании, ибо во мраке будущего есть только война. Нет мира среди звезд, лишь вечная бойня и кровопролитие, да смех жаждущих богов.
На войне космическому десантнику нет равных. Он — олицетворение совершенного солдата, боевая особь рода человеческого невероятной силы и безграничной отваги. Космический десантник не чувствует боли, как чувствуют ее обычные люди, он не ведает страха. Он умеет подчинять себе и то и другое. Но подобную несокрушимость надо оттачивать и собирать заново перед каждой битвой. Именно там, в медитации перед боем, космический десантник готовит себя, там находит он в себе дух воина.
В уединении мы обретаем свою истинную силу. Через самоотречение и запредельную выносливость становимся мы несокрушимыми. Таковы постулаты прометейского культа, таковы наши принципы, таковы наши правила. В огне битвы рождены мы, братья. На наковальне войны мы выкованы.
Приписывается Ту'Шану, магистру ордена Саламандр.
Тсу'ган ринулся вниз с каменного парапета храма.
— Нет! — вырвался из горла крик.
И, падая, он слышал хриплый смех.
Нигилан спланировал эту смерть. Обвел их всех вокруг пальца. И это оно — холодное осознание собственной ошибки — засело сейчас, словно кусок льда, в животе у Тсу'гана.
Он вспомнил бронированный силуэт, приближающийся оттуда, где должен был находиться сам, где — как верный Саламандр — обязан был стоять на страже. Заносчивость и самонадеянность заставили его ослушаться приказа. Тсу'ган решил, что ради славы стоит рискнуть.
Весь мир вокруг мелькнул расплывчатым мазком, когда Тсу'ган полетел к столь близкому полу храма. Из-за своей безрассудной поспешности сержант потерял из виду прятавшегося врага, который сейчас подкрадывался к Кадаю. Капитан стоял один у растекшейся лужи того, что осталось от варповой твари, которую он только что одолел. И он был слаб…
Ослепительный свет пропорол тьму, словно зазубренный нож, которому все равно, что резать. Тсу'ган падал, раскинув руки, и несколько мгновений растянулись в вечность, пока он провожал взглядом раскаленный луч, прожигающий мрак. Он видел, как луч задел Дак'ира, мгновенно оплавив его шлем. Боль от недоброй ласки луча исторгла мучительный крик. Сила луча, выпущенного из мультимелты, отбросила Дак'ира в сторону, избавив от неминуемой гибели. Даже не запнувшись, луч пронесся дальше и попал в Кадая. Капитан вспыхнул, словно факел. Жуткий свет окутал его тело. Кадай закричал, и на мучительный вопль эхом ответил Тсу'ган, который, согнув ноги, ударился в рокрит и присел. Рокрит треснул под тяжестью десантника.
С колотящимся в груди сердцем Тсу'ган уже выпрямился и бежал, не обращая внимания на опасность, таящуюся в темных углах храма. Расстояние до капитана казалось непомерно большим, а шанс на то, что Кадай еще жив, — ничтожно малым. И все же Тсу'ган не терял надежды.
И, только подбежав ближе и увидев провалившиеся внутрь доспехи Кадая, он понял, что его любимый капитан мертв. Проехавшись подошвами по рокриту, Тсу'ган резко затормозил, чтобы не потревожить оплавленные останки, и рухнул на колени. Он не поднял головы, даже когда услышал крики Н'келна и других боевых братьев, вернувшихся, чтобы помочь. Только они уже опоздали.
— Саламандры! Убивайте их!
Лай болтерных выстрелов перешел в грохочущее крещендо. Тсу'ган едва замечал, как дергаются вокруг фигуры гибнущих культистов — последователей порченого культа, который и привел Саламандр в это гиблое место, — когда выстрелы Н'келна и остальных принялись рвать их на куски. Он ощущал пустоту внутри, словно кто-то вонзил кинжал ему в живот и вырезал все внутренности. Почти физическая боль, сильнее и глубже, чем любая пытка, пронзила его до самой глубины души. Он словно перестал существовать в этом мире и просто наблюдал за происходящим вокруг со стороны.
