Таисс Эринкайт
Рыцарь, куртизанка и алхимик [СИ]
Все можно пережить. Кроме смерти…
Оскар Уайльд
1660 год от В.С.
Аллирия, село Подлесье
1
— Исса! Исса, негодница, ты где? — взывала с крыльца добротной сельской хаты высокая статная женщина лет тридцати-тридцати пяти. — Иди уже домой, обед стынет!
— Мама! — из густого малинника, что бурно произрастал сразу же за невысоким заборчиком, окружающим дом, высунулась чумазая поцарапанная мордашка. — Мамочка, я такое нашла!
— Иди домой, говорю, — женщина для наглядности погрозила дочке поварешкой. — А там уж посмотрим, что ты такое отыскала, — последнюю реплику женщина произнесла себе под нос, но девочка все равно услышала и радостным бесенком подскочила к матери. На малышке оказались одеты мальчишеские штанишки до середины икры, все изгвазданные в пыли и траве и порванные на коленках, и старенькая рубашечка, некогда белая, а сейчас неравномерно серо-желтая от грязи. Босые пятки и ладошки перепачканы в соке каких-то ягод и все той же грязи, а личико вдобавок еще и расцарапано. Сверкая несколько щербатой улыбкой, ребенок протягивал матери какой-то грязный корешок. Женщина схватилась за сердце.
— Исса! Сколько раз тебя просить?! Утром же только чистое одела! — женщина в сердцах всплеснула руками, совершенно забыв про зажатую в правой поварешку. Коварный предмет утвари вырвался из пальцев и, со свистом описав дугу, улетел в распахнутую дверь сеней. Что-то зазвенело. Травница только тяжко вздохнула. — Ну и где тебя так угораздило?
— А, пустячки-варенички, — очень уж беспечно отозвалась девочка. — На речку ходила.
Женщине совершенно не понравилась эта неумелая попытка солгать, но она молча пропустила дочь в дом. Что бы там ребенок не натворил, это не повод ее не кормить. Тем более что девочка явно проголодалась — достаточно посмотреть, как раздуваются тонкие хищные ноздри, улавливая едва ощутимый запах приготовленного обеда.
Когда малышка наконец наелась, травница поставила перед ней большую кружку компота и только тогда решилась спросить:
— Исса, ты опять подралась с мальчишками из деревни? — по мгновенно насупившемуся личику женщина поняла, что попала в точку. — Во имя богини, дочка, я же тебя просила!
— Но мама! — девочка с грохотом поставила на стол кружку, которую сжимала обеими ладошками. — Они ведь первые начали!
— Исса, я же говорила тебе, не обращай внимания на них, — спокойно начала женщина, но осеклась, стоило ей встретиться со взглядом дочки. Ярко-синие обычно глаза стремительно выцветали, становясь серо-стальными.
— Я молчу, когда они говорят обо мне, — как-то очень по-взрослому произнесла малышка. — Я привыкла, что сельчане зовут меня выродком. Но на этот раз… — девочка насупилась еще больше и замолчала.
— Они говорили обо мне, — спокойно подытожила Марина. — Это не впервой.
— Мама, ты не понимаешь! — подскочил на скамейке ребенок. — Одно дело, когда они просто шипят что-то нам вслед. Ты сама говоришь, что мы не такие, как они, — девочка оперлась ладошками о столешницу и только тогда травница спохватилась, что Исса стоит на скамье и словно нависает над ней. — Но сегодня… — девочка закусила губку и как-то сразу стало заметно, что белоснежный клычок, показавшийся из-под верхней губы, значительно длиннее и острее человеческого. — Сегодня они говорили страшное.
— И что же они сказали?
— Сирт, сынок старосты, — девочка презрительно скривилась, — все кричал, будто скоро на ведьм, то есть на нас, найдут управу. А когда я его…э-э-э…
— Поколотила, чего уж там, — не сдержала улыбки Марина. Семью старосты она не очень-то жаловала. — Говори, как есть.
— Короче, когда я его побила, он признался, что священник на проповеди говорил, будто скоро все изменится и ведьм изведут.
— Не обращай внимания, дочка, — повела покатым плечом травница. — Чай, не в Грейсе живем, все образуется.
— Мама, мне не по себе, — зябко поежилась девочка, серьезно глядя на мать.
— Не бойся, я с тобой, — ободряюще улыбнулась Марина.
Вот только почти звериное чутье не подвело Иссу…
1661 год от В.С.
Аллирия, село Подлесье
2
— Ой, соседушка, что ж делается-то! — сокрушенно вздыхает дородная тетка в крахмальном переднике, неодобрительно качая головой. — Говорят, война началась. Что ж будет теперь?
Ее собеседница, не менее внушительная бабища, лишь качает головой. Война — это не только смерть. Война — это еще и голод, увеличение налогов, набор рекрутов. Война — это толпы беженцев, нищих, осиротевших детей… Скоро, совсем скоро прокатится она кровавой волной по притихшей стране…
— С кем хоть воюем-то? — шамкает старый гончар Марко, так же, как и кумушки-соседки, в этот погожий весенний денек выбравшийся к центральному сельскому колодцу погреть кости да почесать языками. — Опять степняки, али баронская вольница?
— Ой, дядьку, страшное дело, — переходит на громкий шепот первая тетка, мельничиха Дарька. — Слыхала я, будто сами святые отцы нам войну объявили. Поход за веру, во! — она наставительно поднимает вверх палец, а сама при этом воровато озирается — не услышал ли кто чужой?
— То добре, — одобрительно кивает старый гончар. — Давно пора с трона этих нечестивцев-колдунов свергать. А то ж где это видано, королевская дочка послов вусмерть уколдовывает! — Марко воинственно потрясает узловатой клюкой и, тяжело прихрамывая, уходит от колодца, огорошить старуху-жену радостным, но тревожным известием…
