Человек не может быть абстрактно свободен и иметь всё необходимое.
Блез Паскаль
Рыбин испытывал некоторую неловкость, которую при желании можно было бы трактовать даже как лёгкий стыд, но еще никогда и ничем ему не приходилось торговать. Прежде он изредка таким способом лишь избавлялся от становившихся ненужными вещей, но до сих пор торговля не воспринималась им как основное средство к существованию.
Однако времена менялись, и приходилось вынужденно изменяться вместе с ними. Правда, временам было легче с их быстропеременчивостью, а человеческая психика обладает слишком большой инерцией…
Рыбин терпел и сопротивлялся обстоятельствам долго, забираясь во всё более глубокие и устрашающие долги, надеясь нейтрализовать их своей зарплатой, но долги росли со скоростью снежного кома, а деньги на работе всё не давали и не давали.
Месяц. Два. Три… Страна рушилась в экономическую и финансовую пропасть со скоростью лавины, а лёгкие бумажные купюры скользили по воздуху всё дальше и дальше в вышине, заметно отставая от темпов падения жизненного уровня народа.
Нужны были живые, осязаемые на ощупь деньги, такие водятся лишь на рынках, и в середине июня Рыбин всё-таки себя уговорил на компромисс. Все серьёзные и классические аргументы в пользу честного труда само государство сводило на нет, поскольку таковой им совершенно не оплачивался, а посему вариантов у Рыбина попросту не было.
Сразу идти в рынок он не рискнул — торговать чем-то по-крупному у него пока не хватало смелости, да и стартового капитала.
Нужно было начинать с супер-малого бизнеса. Он порылся в своих книгах, выбрал из них те, которыми не очень дорожил, добавил к ним дешёвый плейер, купленный в Кабуле, и женские электронные часики, которые там же продавались на вес, как конфеты. Часики Рыбин хотел подарить своей будущей избраннице, но серьёзная нужда нашла его раньше монументальной любви. Он сложил всё, что предназначалось для разового поддержания его жизни, в дипломат, и для пробы поехал в книжную «Яму», где издавна торговали дефицитными изданиями.
Это место казалось ему менее постыдным, чем центральный рынок. Он не надеялся на бойкую торговлю, но несколько сотен рублей ему вполне улыбались. Хватило бы на неделю-две, а там, глядишь, и зарплата созреет хотя бы частично. Напечатают денежек и на его голодную душу… Надежда на улучшение жизни ещё теплилась, однако килокалорий в ней оставалось всё меньше и меньше…
Рыбин приехал в «Яму» довольно поздно: она уже бурлила и пенилась, и пёстрообложечные книги толстыми аппетитными пластами покрывали склоны затёртого ногами холма, повергая душу заядлого книголюба в лёгкий языческий трепет.
Продавцов было человек двести, и Рыбин впервые оказался одним из них, покинув более привычную для него среду покупателей. Он нашёл местечко в одном из незавершённых рядов, постелил на землю газеты, и стал опорожнять на них свой дипломат.
Кто-то уже заглядывал ему через плечо, кто-то протягивал руки к только что возникшей из недр дипломата книге. Среда мгновенно поглотила Рыбина, вобрав его в себя, и он почувствовал себя её почти полноценной частью. Стыд потихоньку улетучивался, уступая место трезвой рыночной расчётливости. Рыбин смотрел по сторонам, оценивал свои собственные первичные ощущения, и уже почти понимал, почему атмосфера негоцианства так легко и быстро растлевает Душу…
Рынок был сыт и пышен, и прямо-таки сочился лёгкими на вид деньгами, не оплаченными трудом и потом. Деньги здесь текли многочисленными ручьями из одного кармана в другой, они с аппетитным шелестом вытекали из истощающихся источников, и струились в наполняющиеся озёра. Хозяином положения был здесь не покупатель, а продавец, и на правах полновластного Господина диктовал любые условия.
Рыбин был дилетантом этой системы и двигался пока вслепую. Он назначил по его мнение божеские цены и книги стали уходить от него легко и быстро, радуя душу Рыбина тем, что всё это скоро кончится, и можно будет покинуть лобное место его вынужденного гражданского позора…
Сосед справа долго смотрел на то, как Рыбин почти задарма разбазаривает вполне материальные духовные ценности.
— Нет, парень, ты так много не заработаешь. Даже на налог не хватит. Они ж стоят раза в три дороже.
— Я не крохобор, — сказа Рыбин, улыбаясь. — Мне бы на батон и бутылку молока раз в день…
— Тогда подними цену хотя бы вдвое, иначе не получится. Всё уйдёт только в налоги…
— Какие налоги? — сосед сказал об этом уже дважды, но Рыбин пока не понимал, о чём идёт речь.
— Какие?.. — сосед странно усмехнулся и повертел головой, точно выискивая кого-то в плотной толпе покупателей-продавцов. — Скоро сам узнаешь… Татаро — монголы по утрянке уже собирали подати, но новых налогоплательщиков стараются не упускать.
— Рэкет, что ли? — сам догадался Рыбин.
— Он, родимый-проклятый…
Рыбин удивился.
— Но вас же тут такая прорва! А их — максимум человек несколько. Даже если вы все по разу просто хорошенько плюнете, от них и мокрого места не останется!
— А ты нас сначала заставь плюнуть… — странным тоном сказал сосед. — Всех… Одновременно… А один — не армия…
