Когда я работала над этой книгой, меня не раз с удивлением спрашивали, как мне пришла в голову мысль сделать предметом своего исследования ёлку. Действительно, наряженное еловое деревце, стоящее в доме на Новый год, кажется нам столь естественным, само собой разумеющимся, что, как правило, не вызывает никаких вопросов. Подходит Новый год, и мы по усвоенной с детства привычке устанавливаем его, украшаем и радуемся ему. А между тем обычай этот сформировался у нас относительно недавно, и его происхождение, его история и его смысл несомненно заслуживают внимания. Мой научный интерес к ёлке возник в середине 1980-х годов, когда я занялась изучением истории и художественных особенностей русского святочного рассказа. Собирая материал по этой теме и просматривая декабрьские номера газет и журналов, в которых, по преимуществу, и печатались произведения этого жанра, я обратила внимание на то, что до начала 1840-х годов святочные рассказы использовали мотивы, связанные с русскими народными святками (гаданье, ряженье, всевозможная «святочная чертовщина» и пр.), в то время как рождественские мотивы оставались в них совершенно не затронутыми. Однако начиная с этого времени и далее — в течение всего XIX и начала XX столетий — рождественская тематика в произведениях, приуроченных к зимнему праздничному циклу, стала разрабатываться столь же часто и столь же охотно, как и святочная. При этом во многих рождественских рассказах важную сюжетную роль начинает играть образ ёлки.
Для того чтобы понять смысл этого образа и его роль в рождественских текстах, мне необходимо было уяснить историю русской ёлки. И тут обнаружилось, что несмотря на большое количество исследований, посвящённых зимним праздникам русского народного календаря, святочным, рождественским и новогодним обычаям, работы о ёлке в России практически отсутствуют. Её происхождение, её история, смысл и символика до сих пор во многом остаются неизученными. По-видимому, это объясняется тем, что западный обычай использовать на Рождество хвойные деревья, как правило, не привлекал к себе внимания этнографов и фольклористов, которые либо вообще о нём не упоминали, либо же упоминали вскользь как о явно не заслуживающем внимания из-за своей молодости и некоренного происхождения. Едва ли не единственной попыткой разобраться в вопросе об обычае ёлки явилась адресованная воспитателям и родителям популярная книжка, вышедшая в Петербурге сто с лишним лет тому назад. Её автор, священник, педагог и литератор Б. Быстров (известный под псевдонимом Е. Швидченко), писал: «В наше время обычай зажигать на святках ёлку для детей всё более и более распространяется по России. Редкая школа даже по деревням и редкий частный дом в городах не устраивает в это время для детей ёлки. Все уже так привыкают к этому обычаю, что без ёлки святки — не в святки, рождественские праздники — не в праздники» [478, 3][1]. Недостаток этнографических и исторических работ о ёлке в России с лихвой восполняется громадным, буквально неисчислимым литературным материалом — стихотворениями, рассказами, очерками о рождественских праздниках (которыми с середины XIX столетия стали заполняться святочные и рождественские номера газет и журналов), а также дневниками и мемуарами, авторы которых, вспоминая годы своего детства, как правило, не только не забывают рассказать о первых «ёлочных» впечатлениях, но наоборот — описывают их тщательно и подробно. Занимаясь трёхвековой историей ёлки в России, я убедилась в том, насколько история эта сложна, интересна и поучительна.
В наше время новогодняя, или рождественская, ёлка представляет собой совершенно ординарное, привычное и всем хорошо знакомое явление. В последние десятилетия этот обычай распространился по всему миру и постепенно усваивается даже нехристианскими народами, в том числе и живущими на территории нашей страны. Однако процесс «прививки ёлки» в России был долгим, противоречивым, а временами даже болезненным. Этот процесс самым непосредственным образом отражает настроения, пристрастия и состояние различных слоёв русского общества. В ходе завоевания популярности ёлка ощущала на себе восторг и неприятие, полное равнодушие и вражду. Прослеживая историю русской ёлки, можно увидеть, как постепенно меняется отношение к этому дереву, как в спорах о нём возникает, растёт и утверждается его культ, как протекает борьба с ним и за него, и как ёлка наконец одерживает полную победу, превратившись во всеобщую любимицу, ожидание которой и явление которой в рождественский Сочельник или в новогодний вечер становится одним из самых счастливых и памятных переживаний ребёнка. Ёлки детства запечатлеваются в памяти на всю жизнь.
Как сможет убедиться читатель, излагая историю и мифологию русской ёлки, я широко использую как документальные свидетельства о ней (мемуары, дневники, газетную и журнальную информацию), так и художественные тексты (прозаические и стихотворные). Я понимаю, что последнее обстоятельство может вызвать недоумение: разве можно при воссоздании истории того или иного явления полагаться на художественный вымысел? Это недоумение вполне оправдано. Постараюсь объяснить свою позицию. Во-первых, литературные произведения не в меньшей, если не в большей степени, чем документальные тексты, предоставляют возможность проследить, как возникали и не раз менялись приписываемые ёлке символические значения. Мифология ёлки создавалась и поддерживалась в большой мере именно художественной литературой. Во-вторых, собирая материал о ёлке, я не раз убеждалась в том, что если в литературном произведении описываются те или иные подробности праздника ёлки, то это означает, что они уже вошли в жизнь. Так, например, если в печати появляется стихотворение о ёлке в детском приюте, то это свидетельствует о том, что в детских приютах уже начали устраивать ёлки. Если в том или ином рассказе мимоходом сообщается, что под ёлкой или на рождественской магазинной витрине установлена фигура старика с ёлкой, можно не сомневаться в том, что в обществе уже возникло представление о Деде Морозе как главном «ёлочном» персонаже. И наконец, если в каком-нибудь рассказе конца XIX века упоминается о висящей на ёлке электрической гирлянде, то это значит, что, помимо традиционных свечей, при освещении дерева уже начали использовать электрические лампочки. Разумеется, с подобного рода «художественной информацией» я стремилась обращаться как можно осторожнее, хотя использовала её достаточно широко.
