Яркая вспышка озарения по мощи сравнялась с необычным солнцем…
Это был он… На свету мне явилось то, что до сих пор я видел лишь светящимся в полумраке: Образ, великий Образ Янтаря[1], брошенный на овальный берег под-над странным небом-морем.
…И благодаря странному чувству, что связывало нас, я знал, что он — настоящий. Что означало — Образ в Янтаре был лишь первой его тенью. Что означало…
Это означало, что сам Янтарь вынесен куда-то за пределы Янтарных владений, Ратн-Я и Тир-на Ног’т.[2] То есть это место, к которому мы пришли, по праву первенства и формы было подлинным Янтарем.
Я повернулся к улыбающемуся Ганелону, борода и волосы его плавились в безжалостном свете.
— Как ты узнал? — спросил я его.
— Знаешь, я очень неплохо умею строить догадки, Корвин, — отозвался он, — и я вспомнил все, что когда-либо ты рассказывал мне о силе Янтаря: как его тень и тени ваших борений распределяются по мирам. Размышляя о черной дороге, я часто пытался прикинуть, не может ли что-то отбрасывать сходную же тень на сам Янтарь. И вообразил, что это что-то должно быть крайне фундаментальным, могучим и тайным, — он указал на пейзаж перед нами. — Как это.
— Продолжай, — сказал я.
Выражение лица у него изменилось, и Ганелон пожал плечами.
— Итак, должен был существовать пласт реальности глубже вашего Янтаря, — объяснил он, — там, где и свершилась грязная работа. Ваш зверь-покровитель вывел на вполне подходящий уголок, а клякса на Образе выглядит искомой грязной работой. Ты согласен?
Я кивнул.
— Меня больше ошеломила твоя проницательность, а не само умозаключение, — сказал я.
— Тут ты обошел меня, — признал Рэндом, — но впечатление проняло меня до самого нутра… если выражаться деликатно. Я верю, что там, внизу, лежит основа нашего мира.
— Иногда события лучше видит посторонний, чем тот, кто участвует в них, — предположил Ганелон.
Рэндом глянул на меня и вновь обратился к зрелищу Образа.
— Как полагаешь, не очень мы навредим, — спросил он, — если спустимся и рассмотрим поподробнее?
— Есть только один способ выяснить, — сказал я.
— Тогда — в цепочку, — согласился Рэндом. — Поведу я.
— Ладно.
Рэндом повел своего коня направо, налево, направо, через длинную череду пологих уступов, которые сначала зиг-, а затем — загом провели нас по краю стены. Держась в том же порядке, что и весь день до этого, я следовал за ним, Ганелон ехал последним.
— Вроде как тут достаточно устойчиво, — воззвал Рэндом.
— Пока что, — сказал я.
— Внизу нечто вроде расселины в скалах.
Я наклонился вперед. Справа, на уровне овальной равнины, темнел вход в пещеру. Располагался он так, что был скрыт от любого, кто занимал позицию выше по склону.
— Мы пройдем довольно-таки близко от него, — сказал я.
— …быстро, осторожно и бесшумно, — добавил Рэндом, вытаскивая клинок.
Я вынул из ножен Грейсвандир[3], а одним поворотом выше и позади меня Ганелон потянул из ножен свое оружие.
Мы не поехали мимо расселины, а еще раз свернули налево, прежде чем приблизиться к ней. Тем не менее мы продолжали двигаться футах в десяти-пятнадцати от входа, и я учуял неприятный запах, который идентифицировать не сумел. Наши жеребцы, должно быть, справились с задачкой лучше или по натуре были пессимистами, потому что они принялись прядать ушами, раздувать ноздри и издавать тревожные звуки, выворачиваясь из уздечек. Но они успокоились, как только мы повернули и снова двинулись прочь. И рецидивов не было, пока мы не добрались до конца спуска и не начали приближаться к поврежденному Образу. Подойти близко лошади отказались.
Рэндом спешился. Он подошел к краю рисунка, остановился и осмотрелся. Спустя некоторое время он, не оглядываясь, заговорил.
— Из того, что мы знаем, — сказал он, — следует, что повреждение было намеренным.
— Похоже, что следует, — сказал я.
— Столь же очевидно, что нас привели сюда не без причины.
— Я бы сказал именно так.
— Тогда не требуется большого воображения, чтобы заключить: цель нашего пребывания здесь — определить, как был поврежден Образ и что можно сделать для починки.
— Возможно. И каков диагноз?
— Пока никакого.
Рэндом двинулся направо по периметру рисунка, туда, где начинался затушеванный участок. Я сунул клинок обратно в ножны и приготовился спешиться. Ганелон вытянул руку и взял меня за плечо.
— Сам справлюсь… — начал я.
Но:
— Корвин, — сказал он, игнорируя мои слова, — там, похоже, что-то есть… ближе к центру Образа. И это не похоже на часть его…
— Где?
Ганелон указал, а я проследил за его жестом.
Ближе к центру располагался посторонний предмет. Палка? Камень? Обрывок бумаги?.. Издалека разобрать было невозможно.
— Вижу, — сказал я.
Мы спешились и направились к Рэндому, который уже сидел на корточках, изучая затертость.
— Ганелон что-то обнаружил по курсу на центр, — сказал я.
Рэндом кивнул.
— Я заметил, — отозвался он. — Просто пытаюсь решить, какой из способов рассмотреть все как следует наилучший. Я не испытываю счастья от мысли прогуляться по поврежденному Образу. С другой стороны, интересно, какие напасти навлеку на себя, если рискну пройти наискосок через почерневший сектор. Как думаешь?
— Пройти через то, что осталось от Образа, потребует времени, — сказал я, — если сопротивление хоть приблизительно равно домашней версии. К тому же нас учили, что сбиться с Образа — смерть… а состояние дел вынудит покинуть его, стоит добраться до кляксы. С другой стороны, как ты говоришь, ступив на черное, можно насторожить врагов. Так что…