ОСТОРОЖНО, СПОЙЛЕР: рассказ включает вероятно существенные раскрытия некоторых событий “Перемен“ и “Холодных Дней“.
Джим Батчер
Рождественская ночь
Моим читателям, которые по какой — либо причине не спят этой ночью. Счастливого Рождества, изумительные вы чудаки.
— Джим
Это была ночь перед Рождеством, и никто во всем доме не шевелился, кроме меня и Мыша.
Я сидел посреди неровного круга из деталей, разбросав их перед собой дугой на 180 градусов, и злобно таращился на справочное руководство. “Почему они составили сборочные инструкции на двадцати разных языках”, — почти выкрикнул я, “вместо того, чтобы просто дать чертеж, с цифрами, буквами и стрелками!?!”
«Гав» — сочувственно сказал Мыш. Он был двухсотфунтовым терпеливым серым пушистиком и относился к людям лучше, чем я.
Я вернулся к попыткам собрать идиотский велосипед. Мэгги нужно было учиться ездить на велосипеде. Уйма маленьких девочек хотела бы розово — фиолетовый велик. Но любимый цвет Мэгги был красный. Она утверждала, что красные ездят быстрее.
“Вам потребуются ученая степень и команда механиков NASCAR, чтобы это сделать!” — мрачно пробормотал я.
Мыш вздохнул. Затем он стал носом толкать мою руку, пока я не уронил деталь, которую пытался собрать. Потом он взял другую деталь в свою громадную, терпеливую пасть и вручил ее мне.
“Что я, по — твоему, сделаю с этим?” — требовательно спросил я. “Кроме того, что вытру твои слюни, лосяра”.
Мыш запыхтел и подтолкнул другую мою руку своим носом.
“Я знаю, что ты хочешь помочь”, — сказал я. “Но эти две части не…”
Детали щелкнули и без труда соединились вместе.
Хвост Мыша пару раз стукнул по полу.
“Никто не любит умников”, — мрачно заметил я.
Хвост Мыша забарабанил «бум — бум — бум — бум», и он оскалился мне в собачьей улыбке.
“Ты смеешься надо мной?” — спросил я.
Мыш чихнул.
Я вздохнул и взъерошил его уши. “Прекрасно. Если вы не можете победить их, присоединитесь к ним”. Я повернул бумагу так, чтобы Мыш мог на нее смотреть. “Что дальше?”
Мыш выбрал следующую часть, и я начал возиться с ней, пока не разобрался. Потом мы приступили к следующей. Огонь в камине играл и потрескивал. Это был единственный источник света.
Послышались тихие шаги, и затем появился Майкл Карпентер, крепко сложенный, крупный мужчина в свои пятьдесят. Он был в удобном халате, накинутом поверх пижамы, и нес в руке кофейную кружку. Он остановился в дверях в свою гостиную и взирал на мои затруднения, мирно улыбаясь.
“Мэгги и Хэнк сдались около часа назад”, — сказал он. “Так что у тебя есть остальная часть ночи, чтобы это собрать”.
“Говори как есть”, — пробормотал я.
“Я и не думал”, — ответил он. Он отхлебнул эг-нога >[1] из кружки. Его жена Черити делала классный крепкий ног. “Это просто было бы нечестно”.
“Ты, наверное, собрал миллион этих вещей”, — сказал я.
“Или два,” — кивнул он.
Я раздраженно раскинул руки над запчастями. “Ну?”
«О», — сказал он серьезным голосом, но его глаза сверкали. “Гарри, я не хотел бы лишать тебя этой радости. Я имею в виду, каково быть отцом”.
“Не спать всю ночь, порезаться, пока я разбираюсь в этой дурацкой штуке?” — предположил я.
“Не забудь — быть разбуженным на рассвете нетерпеливыми детьми”, — добавил он.
Я застонал.
Майкл слабо улыбнулся. “Не жалуйся на это, Гарри. Я вполне привык к моей Молли, появляющейся у моего изголовья в 5 утра с чашкой подгоревшего кофе, который она сама приготовила”. Что — то печальное и усталое тронуло морщинки в уголках его глаз. “Это самая раздражающая вещь, по которой ты когда — либо будешь скучать, когда она уйдет”.
Я вздохнул.
Я посмотрел на него.
“Большинство моих воспоминаний о папе — это Рождественские утра”, сказал я. Я сглотнул и опустил взгляд на возможный велосипед. Так много заботы нужно было вложить в его изготовление. Подготавливая его для мира. “Я просто не хочу его собирать”.
Сочувственная боль мерцала на его лице. «Гарри», — сказал он: “Что ты помнишь лучше всего?”
«Кофе», — немедленно ответил я. “Мой папа разрешил бы мне выпить кофе Рождественским утром”. Я улыбнулся, вспоминая. “То есть, это больше было похоже на чашку молока и сахара, с брошенной туда щепоткой кофе, но мне это казалось тяжелой артиллерией. Мы позавтракали бы вместе, а потом мы сидели бы вместе и открывали мои подарки, и мы провели бы весь день, играя с ними”.
Майкл отхлебнул ног и глубокомысленно кивнул. Потом он улыбнулся мне и сказал, “Я думаю, ты прекрасно справишься”. Он немного вскинул голову, словно слушая отзвуки привязавшейся мелодии. Он слегка хмыкнул и покачал головой.
“Что?” — осторожно спросил я его. Я осмотрел комнату на какое — либо возможное незримое ангельское присутствие и переспросил, “Что?”
«Пакостники», — пробормотал бывший рыцарь. “С Рождеством, Гарри”. И он молча похромал из комнаты.
Я покосился на него, испытывая сильное чувство, что меня как — то одурачили. Затем я пробормотал что — то нехорошее о двуличности паладинов, отставных или нет, и вернулся к попыткам разобраться в велосипеде. Я сцепился с ним, сосредоточившись с такой же силой, как при любом заклинании. Это был всего — навсего детский велосипед. Это не шло ни в какое сравнение с интеллектом Волшебника Белого Совета.
