Регион не просто так назывался Скрытой Областью. Задыхающиеся в пыли и затерянные в Туманности Гарона, Адские Звезды выглядели кровавым маревом, их глубины светились красным, словно раскаленные пыточные инструменты. Чего бы только Демрид Шереметьев не отдал теперь, чтобы их увидеть. Аркс-Финеус IV представлял собой жалкий гарнизонный мир в забытом уголке сегментума Темпестус. Это была невыразительная планета, по большей части покрытая слюдяными пустынями и разваливающимися укреплениями, которые представляли бы больше интереса для имперского археографа, нежели для врага. Для 1002-й Волскианской Теневой Бригады она была домом.
Будучи лордом-маршалом и планетарным губернатором, Шереметьев отвечал не только за своих гвардейцев, но и за обслуживающие гарнизон сообщества, рассыпанные по небольшой планете. Когда бриг снабжения прошел сквозь близлежащий метеорный шторм, корабль предупредил гарнизон, что те также, скорее всего, столкнутся с этим феноменом. Шереметьеву хотелось отвлечь людей от скуки бесконечной гарнизонной службы, где было мало таких возможностей, помимо выпивки, азартных игр и драк — с местными и между собой. Ища одобрения полкового комиссара, почтенного Артуруса Ганнибала, лорд-маршал назначил костяк наблюдения и разрешил период отдыха на время шторма.
Поступив так, Демрид Шереметьев дал измученным волскианцам и обитателям мерзкой планетки то, чего они не могли и мечтать найти в мутных небесах: ночь прекрасного. Когда короткий день Аркс-Финеус IV сменился ночью, лорд-маршал распорядился выдать свободным от службы гвардейцам лишнюю порцию грога. Пустынный ветер разносил над слюдяными пустошами музыку из кабаков поселения. Волскианцы выбирались на песок, толпясь вокруг бастионов Гвардии и брошенных укреплений. Они сипло распевали песни родного мира-улья, набив утробу выпивкой и обнимая местных девушек. На крыше центрального командного шпиля, среди вокс-мачт и огневых точек, лорд-маршал и Артурус Ганнибал распивали прибереженную Шереметьевым бутыль амасека, наблюдая за представлением.
Взгляды обратились к небесам. Входя в атмосферу, метеоритный ливень озарял небо слепящим сиянием. Туманная мгла заплясала светом, вспышками, потоками. Метеориты неслись сквозь атмосферу, оставляя за собой ослепительные сверкающие дуги. Зрелище было невероятно. Небеса сияли. Это была последняя прекрасная картина, которую они когда-либо увидели.
Где-то из вокса раздавались помехи. Уже несколько дней это было единственным, что слышал Шереметьев: вызывающее боль в мозгу шипение пустоты, перемежаемое мольбами, страданиями и воплями, а иногда свистом выстрелов лазеров волскианцев. Вокс-блок на открытой частоте принимал нерегулярные передачи из фортов, бастионов и аванпостов по всему гарнизонному миру.
Помимо затхлого смрада смерти и пугающей неизвестности ставшего незнакомым мира, только рвущий уши напор вокса помогал Шереметьеву представить кошмарность положения планеты. Его гарнизонный мир. Его ответственность. Все остальное забрала ночь метеорного ливня. Мир изменился. Пламя входов в атмосферу угасло вместе с торжествами. Ночь сменилась днем, и Шереметьев приказал Волскианской Теневой Бригаде вернуться в боевую готовность и полный состав для смотра ранним утром. И лишь затем упал на койку. Спустя всего два часа его разбудил начальник караула, лейтенант Крусак. Он сообщил начальнику, что среди гвардейцев гарнизона и населения планеты началась эпидемия слепоты. Многие уже лишились зрение. Прочим быстро становилось хуже.
— Послать за старшим медиком и полковым астропатом, — распорядился Шереметьев. Если ситуация была настолько плоха, как казалась, мог потребоваться запрос о помощи.
— Эксли перегружен работой в лазарете. Мы послали за астропатом, — сказал Крусак. — Однако не можем ее найти.
Шереметьев уселся на краю койки. Ганнибал и волскианцы казались мутными силуэтами.
— Продолжайте поиски. И включите освещение, — произнес лорд-маршал.
— …оно включено, сэр, — сказал Крусак. Шереметьев кивнул своим мыслям в сгущающемся мраке. Он постучал по виску.
— Не здесь, — мрачно сообщил он.
Это было две недели назад. Возможно, больше.
— Артурус? — хрипло позвал в командный пункт Шереметьев.
— Лорд-маршал, — наконец, откликнулся пожилой комиссар. — Я еще здесь.
Сложно было сказать, где он находится. Вероятно, на полу. Шереметьев наощупь добрался до стула перед трещащим рунным блоком. В одном ухе резко шипел вокс, и бессмысленно тараторил сервитор-техномат, который повторял то, что по мнению Шереметьева могло быть только бесконечным и растущим списком аварийных задач на лингва-технис.
— Лейтенант?
Ничего.
— Крусак?
— Думаю, лейтенант мертв, сэр.
— Вандерс?
— Да, лорд-маршал.
— Сержант, проверка, — приказал Шереметьев.
— Да, сэр, — донесся в ответ грубый голос сержанта с мира-улья. — Орделл… Зандт… Нардина… Возняк…
Лорд-маршал услышал, как со своих мест на слепом периметре отозвались все, кроме Возняка. Жажда и голод сильно по ним ударили. Как и лейтенант, Возняк покинул их.
А затем, когда перекличка завершилась…
— Вы слышали? — произнес Шереметьев. Далекий гул приближающихся двигателей. Он усилился до прошедшего мимо грома, ревущие ускорители несли машину к пыльной равнине на востоке от базы — к посадочной площадке, которую гарнизон великодушно называл космопортом.