Ренегаты тёмного тысячелетия - [5]

Из груди Вадета что-то торчало. Он только что это заметил, но сразу после этого оно начало жечь. Оковы на запястьях и лодыжках распались и с громким лязгом упали на пол. Не было времени схватиться за жгущий кожу предмет. Эльдар тоже оказались на свободе. В их глаз было нечто… Вадет увидел ярость. Безрассудную. Чистую. Он был ее объектом. Ксеносы, ощерившись, бросились на него. Никакого оружия, только мускулы и решимость.

Вадету было больно. Он был замедлен. Над ним поработали гораздо больше, чем над товарищами по заключению. Ксеносы были худыми, но тем не менее сильными и в хорошей форме, невзирая на плен. Один забрался Вадету на спину, и тот забился, пытаясь его сбросить. Второй обрушил на лицо, торс и шею град ударов. Из-за той же слабости Вадет плохо защищался. Изо рта вновь хлынула кровь, он выплюнул зуб, а на краю зрения стала неуклонно наползать чернота. Он понял, что его забивают до смерти. Если ничего не изменить, Вадет умрет, несмотря на свои размеры.

Первым разрослось непокорство уготованной участи. Оно заставило снова подняться с коленей. Оно продлилось несколько секунд, а затем терзавший его тело ксенос вышиб из-под него дрожащие ноги. Его гортань раздавливали, две костлявых руки обхватили ее и сжимали. От пинка в висок перед глазами полетели искры и раздалось зловещее глухое стучание.

Быть уложенным этой мразью шло вразрез со всем, за что стоял орден. Вразрез с чувством превосходства и ксенофобией, с верой в свое преимущество и нетерпимостью к любым отклонениям. Эти создания были мерзостью. Они во всех отношениях уступали Вадету.

Не потерпи, дабы чужак жил.

Выбитая челюсть помешала Вадету произнести слова вслух, однако он прочувствовал каждое из них. Он почувствовал, как внутри забил источник ненависти, который, обжигая, поднял его на ноги. Воин взревел, издав искаженный и нестройный звук неоспоримого бешенства. Он сокрушил тварь на спине, впечатав ее в стену. Вторую он забил насмерть локтями и кулаками. Спустя считанные секунды все кончилось, и остался только покрытый кровью и возбужденный Вадет. Снова вспыхнул свет, столь яркий, что пришлось прикрыть глаза окровавленной рукой.

Перед ним снова стояла фигура. Она говорила тем же голосом, что и раньше.

— Что есть вернейшее оружие?

Вадет не мог ответить. Он едва мог смотреть. Опустив руку, он готовился к бою, когда увидел сержанта в облачении цвета черного угля и желтой желчи.

Злобные Десантники. Мой орден.

На самом деле это был не вопрос. Просто часть их мантры. Другую часть Вадет физически выразил избитыми телами у своих ног.

— Посмотри вниз, — произнес сержант. Его звали Кастор, и на нем была часть брони Гауста, а также его силовой молот. За такое оружие можно убить.

Из груди Вадета торчал похожий на камень осколок багрового цвета. Взглянув на него, воин почувствовал, что ненависть вновь разгорелась, однако он смог ее обуздать.

— Вот что было в гробнице. Не оружие, не совсем, — сказал Кастор, — однако это. Оно приводило их в исступление. Подействовало даже на брата Играта. Он убил твоего прежнего сержанта прежде, чем Клиток уничтожил камень. После этого поднялась красная дымка. То, что осталось, засело в тебе. Это дало возможность. Я решил воспользоваться ей, чтобы испытать тебя. Инициация. Эта была уникальной.

Ошеломленному и избитому Вадету потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить, кто такой Кастор. Тот возглавлял Очернителей и был одним из самых жестоких бойцов, когда-либо украшавших собой орден.

— Мне требовалось увидеть, — сказал Кастор, — можешь ли ты воплотить все то, чем мы являемся. Перевесит ли твоя ненависть их, даже когда осколок сводит их с ума.

Вадет ничего не ответил. Если ему и было, что сказать Кастору, он не мог произнести этих слов. За него говорили глаза, пылавшие презрением.

Кастор улыбнулся. Это выражение не вязалось с его покрытым шрамами лицом с седыми волосами.

— Теперь ты Очернитель, Вадет. И это тебе тоже больше не понадобится, — он протянул руку, вырвал осколок из плоти Вадета и раздавил его в бронированном кулаке. — Ты усвоил самый главный урок. Наша мантра — это не просто слова. Это истина. Ненависть, брат, — произнес он, узнавая непроходящую ярость в глазах Вадета. — Ненависть гонит нас. Она движет нами. Острее любого меча. Прочнее любого звездолета или крепости. Холоднее, чем лед Фенриса.

Кастор протянул руку, чтобы скрепить клятву приема кандидата в Очернители.

Вместо этого Вадет ударил его так сильно, что сержант припал на одно колено.

Выплюнув кровавый сгусток, Кастор улыбнулся, поднимая взгляд на своего последнего подопечного.

— Да, брат. Теперь ты видишь, не так ли? Ненависть — вернейшее оружие.

Аарон Дембски-Боуден АБАДДОН: ИЗБРАННИК ХАОСА

Позором с тенью преображены.

Свободны.

Когда другие перед Троном склонены.

В черном и золоте вновь рождены.

Братья.

Когда другие обособлены.

Когда к нам приводят пленника, я не могу определить, сохранил ли тот достаточно собственного достоинства, чтобы удержаться от тщетной борьбы, или же у него просто нет сил отбиваться. Его доспех, некогда имевший царственно-белую окраску вырезанного ордена, теперь представляет собой серо-стальные останки. Раньше на керамите горделиво красовались почетные знаки и символы подвигов, но теперь его украшают лишь рубцы и подпалины. Можно было бы сказать, что Судьба оказалась к нему неласкова, однако это будет ложь. Это