Сиэтл, штат Вашингтон
Все началось со второго мартини.
– Да ладно, давай еще по одному! – уговаривала ее Меган.
– Нет, мне хватит.
Элизабет знала, что с алкоголем ей лучше не связываться. В этом она убедилась еще в 1976 году, когда училась в Университете штата Вашингтон.
– Ты не можешь не выпить за мои сорок два. Помнишь, как я прошлой весной напилась на твоем сорокапятилетии?
Да уж, празднование было бурное!
Меган подняла руку, подзывая официантку:
– Пожалуйста, еще два мартини и начос с фасолью.
Элизабет улыбнулась:
– Как бы мы об этом не пожалели.
Официантка вскоре вернулась с коктейлями и убрала пустые бокалы.
– Ну, мое здоровье! – сказала Меган, чокаясь с Элизабет.
Они дружили больше двадцати лет. После окончания колледжа их жизнь сложилась по-разному: Элизабет полностью посвятила себя семье, мужу, воспитанию детей, а Меган сделала блестящую карьеру юриста по бракоразводным делам.
Однако дружба их сохранилась. На протяжении всех этих лет Элизабет переезжала из города в город, но они с Меган поддерживали отношения, переписываясь по электронной почте, часто перезванивались.
Теперь наконец-то они поселились неподалеку друг от друга и могли время от времени встречаться. Для Элизабет это было самым приятным результатом недавнего переезда в штат Орегон.
Когда официантка принесла им по третьему коктейлю, Меган уже громко хохотала. Она взяла начос, на котором было больше всего сыра, и взглянула на Элизабет:
– Птичка моя, в чем дело?
Элизабет отодвинула свой бокал и откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди. В последнее время это стало ее любимой позой.
– Птичка! – повторила Меган.
– Да все в порядке, не обращай внимания.
Меган понизила голос:
– Нет, я же вижу, с тобой что-то происходит. Я твоя подруга. Я люблю тебя. Выкладывай.
Именно поэтому Элизабет старалась не пить. Под действием спиртного ее неудовлетворенность жизнью переходила все возможные пределы. Она взглянула на свою лучшую подругу и поняла, что больше не может молчать.
Ее брак был на грани распада. Об этом тяжело думать, а рассказывать еще тяжелее.
Они с Джеком любили друг друга, но это чувство все больше напоминало привычку. Былая страсть уже давно прошла.
Но Элизабет не могла говорить об этом.
– В последнее время я что-то не очень довольна своей жизнью. Вот и все.
– А чего тебе не хватает? – спросила Меган.
– Тебе это покажется глупым.
– Я достаточно выпила, так что мне уже ничего не покажется глупым.
– Я хотела бы... стать такой, какой я когда-то была.
– Милая моя... – вздохнула Меган. – С Джеком ты, конечно, об этом не разговаривала.
– Каждый раз, когда доходит до серьезного разговора, я чего-то пугаюсь и говорю ему, что все в порядке.
– Я и понятия не имела, что тебе так плохо.
– А хуже всего, что я и несчастной себя не чувствую. – Элизабет облокотилась о стол. – Я просто чувствую себя опустошенной.
– Тебе сорок пять, дети уехали в колледж, отношения с Джеком уже не те, и ты хочешь начать все заново. Среди моих клиенток много таких, как ты.
– Ну вот! К тому же выясняется, что я такая же, как все.
– А что в этом страшного? Стереотипы как раз и отражают правду жизни. Ты хочешь уйти от Джека?
Элизабет посмотрела на обручальное кольцо с бриллиантом, которое не снимала вот уже двадцать четыре года.
– Да, я хочу пожить одна.
– Послушай, Птичка моя, каждый день я слышу от клиенток, какие они несчастные. Большинство из них в конце концов меняют замужество на работу с девяти до пяти и массу неоплаченных счетов. А их дорогие муженьки очень скоро снова женятся – на какой-нибудь молоденькой официантке. Отсюда первый совет: в том, что ты чувствуешь душевную пустоту, Джек не виноват. Сделать Элизабет Шор счастливой может только она сама.
– Я не знаю, как это сделать.
– Птичка, дорогая, давай начистоту. Я помню тебя талантливой, независимой, артистичной, умной девушкой. В колледже все думали, что ты станешь известной художницей. А теперь ты только тем и занимаешься, что украшаешь ваш очередной дом.
– Ты ко мне несправедлива.
– Я адвокат. Категория справедливости меня не интересует, – сказала Меган. – Кроме того, я знаю, что тебе было трудно с Джеком, когда он играл в футбол. Я знаю, что тебе хотелось где-нибудь осесть и пустить корни.
– Нет, ничего ты не знаешь, – перебила Элизабет. – С начала нашего замужества мы поменяли с десяток домов в разных городах. Ты-то сама постоянно живешь в Сиэтле. Ты не представляешь, каково это – вечно переезжать. Да, я помешалась на обустройстве и домашнем уюте. Но это потому, Мег, что здесь, в Эко-Бич, я чувствую себя дома. Впервые с детства.
– Хорошо, – ответила Меган. – Забудем про дом. Давай о другом. Что-то я не припомню, чтобы ты в последнее время рисовала. Или я не права?
На эту тему Элизабет уж точно не хотела говорить.
– Когда появились дети, на это не осталось времени.
– А сейчас?
Меган была доброжелательна, но настойчива. Она тактично напомнила Элизабет о том, что дочери уже больше не живут дома. Они ведь всегда были для Элизабет главным оправданием ее существования.
Но только женщина, у которой нет детей, может подумать, что все легко начать сначала. Мег не знает, что значит посвятить два десятка лет жизни детям, а потом понять, что они покинули дом навсегда.
