ИНТЕРВЬЮ С АЛЕКСЕЕМ ЛЕБЕДЕВЫМ
— Алексей, наши читатели знают тебя и как главного редактора Ассоциации «Румата», и как писателя. Я бы хотел разделить интервью на две части и поговорить с тобой сначала о твоем творчестве. Поэтому задам первый вопрос: когда ты начал писать, и почему?
— Можно сказать, что я начал писать еще в дошкольном возрасте. Это было нечто вроде комиксов. До сих пор сохранились альбомы с рисунками, в основном на фантастические темы. Где-то во втором-третьем классе я стал писать свои первые произведения, сопровождая их иллюстрациями. Конечно, все это было очень примитивно, но, как я теперь понимаю, это был необходимый этап в развитии моего творчества. А достаточно серьезные, с моей нынешней точки зрения, произведения я начал писать позже, уже после школы.
— А с чем связано твое увлечение именно фантастикой?
— Нравится мне она с детства. Это трудный вопрос. Так уж, наверное, мозги устроены.
— Что ты хочешь выразить своими произведениями?
— Большинство моих произведений проблемные и нерадостные.
Лучшие мне удаются, когда я пребываю в состоянии депрессии или разочарования. Они имеют в себе зерно катарсиса, чтобы вызвать у читателя какое-то движение в душе. Проблемы раскрываются в довольно мрачных тонах. Это направление гиперболизации действительности и попытки ее осмысления в таком виде.
— Маленькая деталь: большая часть твоих произведений затрагивает политику.
— Политика задевает какие-то струны в моей душе, входит в воспринимаемый мною мир существенной деталью и является постоянным источником напряжения, какой-то боли духовной, и это проявляется в моих рассказах. Основную роль играет страх перед государством, перед политикой.
— Тогда что для тебя идеальное государство?
— Это очень сложный вопрос. Не знаю, осуществим ли идеальный общественный строй. Утопий никогда не писал и не собираюсь. Просто есть такая древняя народная мудрость: не в силе Бог, а в правде. Вот этой правды очень не хватает нашему государству и до сих пор. Очень много лжи, не то что бы изощренной, но настолько всеобъемлющей, совершенно абсурдной и очевидной, и тем не менее существующей на государственном уровне. Я думаю, что нужно больше правды, больше честности в политике, какого-то благородства, духовности, может быть.
Политика может и должна быть нравственной, а иначе это ни к чему хорошему привести не может. По-моему, лозунг «Цель оправдывает средства» неправильный — есть средства, которые дескредитируют любую цель.
— Тогда, раз уж мы затронули политическую тему, хочу поинтересоваться: есть ли у тебя среди политиков свои кумиры?
— Пожалуй, что и нет.
— Ну, а среди поэтов, писателей? Есть такие великие люди, мнение которых важно для тебя?
— Я думаю, Стругацкие. И как писатели, и как люди.
Духовно они все равно присутствуют как часть культуры. Ну, а из классиков могу назвать Достоевского, Гоголя…
— Борис Стругацкий в свое время писал, что фантастическое произведение написано хорошо, если выполнены два условия: а) оно достаточно правдоподобно, и б) если реальность скрашена долей фантастики.
— Мне кажется, что мои произведения в чем-то удовлетворяют этим двум условиям. Если объективно посмотреть, то выяснится, что я мало что придумываю. Дело в тех ситуациях, которые возникают в моих произведениях, в тех проблемах, которые решают мои герои, а они никогда не бывают абстрактными, высосанными из пальца. Отечественный читатель вполне может увидеть в моих рассказах некие параллели с действительностью.
Можно провести такую аналогию: некую записку разрывают на две части, одна часть находится у одного человека, а другая — у другого, и только соединив половинки, они могут ее прочитать. Я всегда пишу одну половинку, а вторая находится в сознании читателя.
— А если твои произведения прочтут через сто лет? Сможет ли тогда читатель понять их без долгого копания в справочниках?
— Не знаю, может быть, и нет. Я пишу для современников, живущих в моей стране, которые знают то же, что и я, видят то же, что и я. Может, в этом я и не прав, и какие-то моменты надо описывать подробнее, но я не люблю разжевывать.
— Ты задумывался о том, что будешь известен и после смерти?
