У простого трактирного служки Радима нет свободной минутки — то кипяток носит, то дрова колет. И вот, в один из вечеров во время обычной игры в кости на четверых, разгорается спор, в результате которого должен был выявиться шулер. Двое маскирующихся охотников на нежить вынуждают одного из игроков принять свой настоящий вид — оборотня, обвинив его в нечестной игре. И спасает их только проворство слуги…
рассказ, 2001 год
антология «Фэнтези-2003» (2003), журнал «Если» 2001 № 10
Большая дорога просыпается до света. Солнце ещё потягивается в заоблачной колыбели, подумывая, не пора ли вставать, а на дороге уже раздаётся тележный скрип, отрывистые крики погонщиков, стук, бряканье и прочий шум, сопровождающий движение массы невоенного люда. На постоялом дворе распахиваются ворота и добрая половина гостей покидает радушный кров, отказываясь даже перекусить на дорожку. И Колох, такой навязчивый с вечера, утром никого не уговаривает задержаться, понимая, что людям нужно спешить. Он лишь кланяется, получая деньги за ночлег, желает гладкого пути и призывает, постояльцев, когда поедут обратной дорогой, остановиться именно у него. Гости обещают и через минуту забывают обещание, занятые более насущными делами.
Большая дорога просыпается до света, но Радим встаёт ещё раньше. Растапливает кухонный очаг, ставит на огонь котёл, вылив в него остатки воды из дубовой бадьи, потом с двумя вёдрами бежит на ручей. Вернуться надо прежде чем прогорят тонкие поленья, иначе придётся растапливать очаг заново, а это перевод колотых дров, да и вода не вскипит к сроку.
А потом… Радим, подай!.. Радим, принеси!.. Радим, сбегай!.. Живей, кому говорят!..
К полудню начинают появляться новые гости, остановившиеся, чтобы дать роздых коням и самим перекусить на скорую руку. Этих кормят кашей и бобовой похлёбкой, что вовсю кипит в котле. Редко кто спросит пива, а о вине и речи нет, народ занятОй, большая дорога не любит пьяных, выпивоха здесь далеко не уйдёт.
Радим оттаскивает на кухню грязные миски и в сотый раз бежит за водой. Посудомойка Дамна тратит удивительно много воды.
К четырём часам пополудни холодная баранина в меню сменяется жарким. Теперь на постоялом дворе обедают люди праздные: богатые путешественники, офицеры, скачущие по своим надобностям, скучающие аристократы, которым королевский лейб-медик прописал вуаяж, авантюристы и пройдохи, чей промысел начинается вечером и под крышей. Отобедав, все эти люди сыто оглядываются, ища развлечений, знакомств и приятного времяпровождения. Ранний вечер — пора чистой публики.
Ближе к ночи опять появляется рабочая беднота: погонщики скота, батраки, возвращающиеся с найма, мастеровые, ищущие заработка, наёмники без места и прочий люд. Здесь же — мелкое ворьё, промышляющее кражами с возов; на постоялом дворе они ничего не крадут, а то ведь иначе на большой дороге хоть не показывайся — Колох на расправу скор и крепко печётся о репутации заведения.
Беднота ужинает на улице под навесом — под крышей вечером дороже — и тут же заваливается спать, большей частью на собственных возах, так что всеми благами постоялого двора пользуются лишь кони и медлительные волы. И это правильно, главное, чтобы скотина была накормлена и сбережена от цыганского глаза, а самому можно и в телеге покемарить, благо, что она у Колоха во дворе и значит, везомое добро будет в целости.
Тут уже Радим носится как угорелый. Всякий покрикивает на него, и всякий в своём праве. А ноги уже подкашиваются, но уставать нельзя никак, потому что именно в эту пору больше всего перепадает мелких монеток, кинутых щедрыми посетителями. Тумаков, впрочем, тоже перепадает изрядно. Так что надо успевать как в отношении колотушек, так и в рассуждении чаевых. Никому нет дела, что Радим отвечает только за огнь в печах, большом очаге и камине, что пылает в чистой зале. Ещё, конечно, за воду, чтобы не переводилась она ни у поварихи, ни у посудомойки. И, опять же, грязную посуду оттаскивать — Радимова забота. Однако, крикнет загулявший чистоплюй: «Эй, пацан, ещё бутылочку мальвазии!» — и беги за вином, потому что обе подавальщицы приглашены за чей-то стол, и то ли трудятся, то ли празднуют — не поймёшь. А Дамна уже вопит с кухонной половины: «Радим, где кипяток?» Хоть разорвись, а успевать надо.
Вечер был в самом разгаре — угаре, как сказал бы Радим, будь у него хоть секунда для посторонних мыслей. И на чистой, и на чёрной половине зала гудели разговоры, щёлкали костяшки домино, а бродячий музыкант, с цитрой в руках отрабатывающий ужин и ночлег, расположился ближе к проходу, чтобы его инструмент был равно слышен всем, пирующим под крышей. Полуденные разговоры о ценах, пошлинах и грабителях сменились вечерними — о стародавних временах, о драконах, привидениях и зачарованных кладах. Радим слышал эти пересуды краем уха, но даже помечтать о несбыточном ему было некогда, ложась в постель Радим мгновенно проваливался в сон, не успев даже припомнить, о чём толковали собравшиеся у очага постояльцы.
— Что касается василиска, — авторитетно рассуждал толстопузый негоциант, — то с ним может справиться любая кухарка. Если подумать, что такое василиск? Кунштик, выродок, петуший бастард. И обходиться с ним нужно как со всяким петухом. Вот только смотреть на него нельзя, а так — выйти, зажмуря глаза, и замереть, будто окаменел, а когда василиск налетит — схватить его и свернуть башку.
