Радим - [3]

Мужик кивает и медленно поднимает лапы над столом. Все четверо склоняются над позицией. В таверне звенит тишина, Радим, забыв про стынущий кипяток, следит за разбирательством.

— Ты сейчас положил кость три-два, — диктует наёмник, — а она уже проходила в начале игры. Вот она лежит. Ты что, думал, я не замечу?

Хуторянин наливается чернющей синевой. Сразу видно, что бить он будет хоть и неумело, но без жалости, со всей мочи.

— Моя кость правильная, — длинноносый тычет пальцем, — а ты проверь, что там за костяшка…

Негоциант двумя пальцами поднимает доминошный камень, скребёт ногтем и громко сообщает:

— Фальшивка! У неё два очка втёрто! Должно быть пять-два, а выходит — три!

— Кто ставил? — требовательно вопрошает солдат. Волосатые кулаки сжимаются и разжимаются, но к поясу не лезут, игорная свара — безоружная.

Мгновение висит тишина, игроки припоминают расклад, а зрители ждут вердикта. Затем три лица поворачиваются к хуторянину:

— Так вот чья работа!.. — пронзительно звенит долгоносый. — А сидит-то как ангел!

Меньше всего крестьянин напоминает ангела.

— Н-ну… — выдавливает он, поднимаясь.

На него глядят с откровенными усмешками, все взгляды, сколько есть народу в зале, прикованы к нему, и во всех взорах читается одно и то же: «Жулик! Мелкий доминошный жулик!» Это невозможно стерпеть, уже не сипение, а хриплый рёв вырывается из горла, глаза вспыхивают кровавым огнём, исказившаяся личина поворачивается к противнику, грозя полувершковыми зубами. Под давлением вздувшихся мышц лопаются рукава кафтана, и бывший хуторянин предстаёт во всей красе и истином облике. Визг Рикты, появившейся в дверях с блюдом жареных вьюнов, заглушил все прочие звуки.

Врут свидетели, когда говорят, будто не завершивший трансформацию оборотень не может напасть. Откуда знать это фальшивым очевидцам, ежели ни один из них не остаётся в живых, чтобы потом рассказывать, как это было? Этот прыгнул ещё будучи почти человеком, так что защитный амулет, неведомо откуда возникший в руке носатого, не мог бы его защитить. Но за миг до того, Радим, ухватил ведро и выплеснул кипяток на заросший шерстью загривок.

Не крик, не вой, не хрип и не визг, а сметающий звуковой удар рухнул на чувства людей. Чёрная громада метнулась в облаке пара и, вышибив окно, исчезла. Меч наёмника разрубил пустое место.

Упавший со стула купец отползал, царапая пол подковками сапог. Длинноносый лежал без движения, бегущий оборотень сбил его с ног, хотя и не успел нанести единственного смертельного удара. Не захотел платить своей жизнью в обмен на жизнь обидчика, а быть может, просто одурел от боли.

— Ушёл! — злобно выдыхает воин. Теперь всем видно, что меч в его руке не простой, а густо исписан рунами. Никакой это не наёмник, оставшийся без места, а боевой маг, охотник за нечистью.

Длинноносый, тоже не шулер, а по всему видать — экзорцист, помощник, заставивший оборотня проявить себя, открывает один глаз и переспрашивает:

— Ушёл?

Только теперь все начинают кричать и метаться. Кто-то собирается немедленно уезжать, но вспомнив, что за порогом сгущается вечер и бродит озлобленный волкулак, — остаётся.

Охотник подходит к вышибленному окну, снимает с торчащего гвоздя клок серой шерсти, заворачивает в тряпицу. Говорят, волкулачья шерсть обладает какими-то особенными свойствами, а ежели зверь, с которого выдрана шерсть, до сих пор бродит живым, то свойства эти усиливаются. «С непойманного оборотня хоть шерсти клок», — посмеются через несколько дней опомнившиеся сельчане.

— Кто ж его знал, что он не к двери прыгнет, а к окну, сквозь гвозди, — жалуется оставшийся без добычи воин.

— На меня он прыгал, — произносит экзорцист и поднимается с пола, медленно, словно проверяя, все ли кости целы. — Перестарался я, не надо было про ангела говорить.

— Да уж… если бы не вот он, — колдун, притворявшийся наёмником, кивнул в сторону Радима, — лежать бы тебе сейчас с распоротым животом.

— Шустрый парнишка, — долгоносый наконец поднялся, выудил из кошеля большую серебряную монету, протянул Радиму: — это тебе за то, что мои кишки уберёг. Подрастай, скорей, возьму тебя в помощники.

— Благодарствую, — сказал Радим басом.

Волшебники подошли к дверям, принялись в четыре руки обирать с косяка что-то невидимое, должно быть, настороженную ловушку, в которую так и не попал прорвавшийся сквозь окно волкулак. Колох мрачно наблюдал за действиями гостей, потом раздражённо спросил:

— Где гвоздь? Гвоздь был в косяке, старинный… сто лет ему.

— Гвоздя тут уже две недели как нет, — ответил наёмник. — Потому мы и пришли. Думаешь оборотень к тебе первый раз заявился? Как бы не так!

— Ты ври да не завирайся! — повысил голос трактирщик. — У меня в заведении вовек безобразиев не случалось!

— Так оборотень сюда не на охоту ходил, а отдохнуть — пивка попить, в домино постучать. В таком месте он пакостить не станет, людей да скотину он на дальних хуторах драл.

— Так и ловили бы его там! — огрызнулся Колох, — А то вы мне всех гостей распугаете с вашей охотой.

Волшебник лишь усмехнулся, продолжая сматывать незримую нить.

— Радим! — рявкнул хозяин. — Живой ногой в кладовку, гвоздь выбери поздоровее и в притолку вбей. Шляпку начисти, чтобы сияла и закрашивать не смей! Чтоб тут ни одна тварь не проскользнула, головой ответишь!