Осенний ветер гулял по черепичным крышам Праги и иногда заглядывал в окна. Через открытую форточку шумливый бродяга залетел в «Дом у Ротта» на Малой площади, где за обеденным столом завтракала семья Ардашевых.
Вероника Альбертовна, встретив ночью супруга, теперь не могла на него наглядеться. Все прошедшие дни у неё прошли в тревоге. Просыпаясь среди ночи от кошмаров, она истово молилась и просила Господа уберечь её мужа от беды. От нашествия дурных мыслей отвлекали лишь приятные минуты общения с Пашей. Они вместе гуляли по городу, ходили в зоопарк и синематограф. И всё ждали, ждали возвращения Клима из командировки. Теперь всё позади, и дружная семья собралась за одним столом. Казалось, счастье воротилось в дом надолго.
За прошедший год Павел повзрослел и, видя доброе к себе отношение Ардашевых, стал их считать своими вторыми родителями. Это было его собственное решение. В тот момент, когда он впервые назвал Веронику Альбертовну «мамой», она не удержалась и по её лицу, покатились слёзы, точно капли дождя по стеклу. От нахлынувшей радости она принялась покрывать макушку мальчика поцелуями.
Оказалось, что Павлик тоже соскучился по Климу Пантелеевичу и, завидев его, бросился к нему на шею. В этот миг между «отцом» и «сыном» исчезла последняя частичка вежливой сухости в общении.
– Как вы тут без меня поживали? – намазывая маслом булку, осведомился Клим Пантелеевич.
– Мы зря время не теряли, – улыбаясь вымолвила Вероника Альбертовна и налила мужу чай. – Ходили в зверинец, смотрели фильму «Последний из могикан» и даже начали учить алфавит. Я отыскала в «Славянском книжном магазине Франца Говорка» «Русскую азбуку» Сытина 1910 года издания.
– А скажи, Павлик, кто тебе из зверей больше всего понравился?
– Жирафа.
– А почему?
– Она выше всех. И волка первая увидит. Она убежит, а другие останутся. Волк их и задерёт.
– Грустно рассуждаешь, сынок, – улыбнулся Ардашев. – Жирафа от волка может копытами отбиться.
Павел прожевал и, глядя в потолок, согласился:
– Да, пап, у неё длинные ноги. Такими ногами грех серого не забить.
– А сколько ты букв выучил, Паша? – спросил отец.
– Не знаю. Не считал. Я только до двенадцати пока считать умею, – откровенно признался малец и отодвинул тарелку. – Мама, я наелся. Можно я пойду поиграю?
– Да, сынок. А стишок из азбуки папе расскажешь?
– Про кораблик? Или про бедняка?
– Про кораблик, Пашенька, про кораблик.
Мальчик слез со стула, молча прошёл на середину комнаты и, вытянув руки по швам, громко прочитал:
Ветер, по морю гуляет
И кораблик подгоняет.
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого.
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят
[2].
Ардашев захлопал в ладоши.
– Какой молодец! Спасибо за стихотворение. Мне очень понравилось. Иди играй, сынок.
Малыш мигом скрылся в своей комнате.
– Клим, ты больше никуда не уедешь? – подняв на мужа умоляющий взгляд, спросила Вероника Альбертовна.
– Не знаю, – он пожал плечами. – В Таллине всё получилось не так, как я хотел. Надо исправлять ошибку. Но когда и куда конкретно придётся отправиться, мне не ведомо. Жду информацию. Как только её получу, тотчас тебе об этом скажу. Не волнуйся. Всё будет хорошо.
Клим Пантелеевич поднялся.
– Спасибо за завтрак, милая. Спущусь в контору. Вацлав, наверное, заждался.
– Да-да. Он уж точно извёлся. Уверена, что ему не терпится поведать тебе, как он помог инспектору Яновицу отыскать убийцу. Бедная Мария уже слышала эту историю раз десять, но он никак не может угомониться и опять её нам пересказывает, добавляя, правда, всё новые и фантастические детали. По-моему, даже Паша уже выучил наизусть его хвастливую байку. Но что поделать? Нам ничего не остаётся, как притворяться, что восхищены его гениальной логикой.
– Просто сгораю от нетерпения!
– Тебя ждать на обед?
– Нет, много дел.
Ардашев поцеловал в щёку жену и покинул квартиру. Спустившись по лестнице, он вошёл в контору.
Войта, завидев Клима Пантелеевича, вскочил со стула и воскликнул радостно:
– Мария, шеф вернулся! Живой и невредимый. Слава Святому Вацлаву! Не зря я просил его сохранить вас и каждый день ему молился!
– Так уж и молился? – хитро щурясь, усомнился Клим Пантелеевич.
– Мария не даст соврать! – выпалил тот и перекрестился.
В дверях появилась секретарь.
– Правда-правда, Клим Пантелеевич, каждый день только вас и вспоминал, – с улыбкой подтвердила Мария и спросила: – Может быть, кофе?
– Две чашки нам, – велел бывший полицейский.
– Вацлав, а где «пожалуйста»? – удивился Ардашев.
– Достопочтенная госпожа, пожалуйста, во имя всего святого, будьте любезны не отказать двум уважаемым частным детективам обратиться к вашей всемилостивейшей особе с нижайшей просьбой: позвольте вкусить аромат кофейного напитка, приготовленного по вашему несравненному рецепту, – кланяясь, сморозил Войта.
– Рецепт не мой, а Клима Пантелеевича, – улыбнулась секретарь и исчезла за дверью.
Ардашев устроился в кресле, достал коробочку ландрина и спросил:
– Какие новости, друг мой?
Помощник торжественно уселся напротив, положил руки на колени и начал вещать:
– Во-первых, пока вас не было, в нашей конторе установили пневмопочту. Теперь мы имеем возможность получать письма и даже небольшие бандероли в виде капсул, присланных силой сжатого воздуха с любого конца Праги по чугунным трубам в считанные минуты. Кроме того, мы и сами можем такую корреспонденцию отсылать. Мария по моему поручению купила два десятка почтовых марок для наклеивания на тубы. Их нам доставили на первый раз бесплатно, но только десять штук. Они продаются на Главпочтамте. Надеюсь, вы заметили в секретарской небольшую трубу под столом Марии у самой стены?
