Он явился в этот мир, чтобы стать великим человеком.
Едва родившегося малыша завернули в тончайшие пеленки с гербом графа Грэшема. Этот титул, второй по значимости в регалиях отца, достался ему как старшему сыну и законному наследнику. Со временем к нему должны были отойти великолепные поместья герцога Дарема и множество мелких угодий — все вместе целое небольшое государство. Древний род отца восходил к первому герцогу Дарему, верному слуге и другу славного короля Ричарда Львиное Сердце, а предки с материнской стороны вели свою линию от Эдуарда IV — в их жилах текла даже не герцогская, а королевская кровь.
Ему предстояло каждую минуту оправдывать высокие надежды. Одним из первых его воспоминаний стал строгий выговор няни: та бранила мальчика за шалость и внушала, что он должен вести себя так, как подобает выдающемуся государственному деятелю.
— Придет время, и вы станете герцогом, таким же великим, как отец. Герцогу не пристало бить брата. — Нотация подкреплялась шлепками деревянной ложкой по руке. Будущий государственный деятель корчился от боли, но сознавал правоту наказания. Младший брат Эдвард не был наследником: величие ему не грозило, — а вот Чарлз Седрик Спенсер Фицгенри де Лейси, граф Грэшем, старший из трех сыновей герцога Дарема, с раннего детства ощущал на своих плечах тяжкий груз наследства.
В восемь лет его отправили в закрытую школу. Мама плакала, однако Чарли уезжал радостный. Положение наследника предполагало постоянный контроль, а школа обещала свободу. Итон, а затем и Оксфорд стали для него родной стихией. И в суровых академических аудиториях, и на беспристрастных, порою безжалостных спортивных полях он чувствовал себя свободно. Легко заводил друзей и в то же время обладал достаточной силой, чтобы отстоять собственную независимость. Высокое положение семьи неизменно сказывалось на отношениях, и в любом мальчишеском сообществе его выбирали предводителем. Он довольно успешно справлялся с учебой и вскоре научился без труда завоевывать расположение учителей. К тому же титул чудесным образом привлекал девушек всех возрастов и форм, что, по мнению Чарли, было чертовски здорово. Вдали от дома он чувствовал себя вполне достойным высокой участи, предназначенной судьбой.
Дома, однако, обстоятельства складывались не столь однозначно.
Отец всегда был очень строг и требователен, правда, матери удавалось развеять мрачное настроение герцога и создать в поместье Ластингс-Парк атмосферу любви и веселья. Она умерла тем летом, когда Чарли исполнилось одиннадцать лет. Вслед за хозяином весь дом погрузился в глубокую печаль. Герцог придирался к каждому шагу сыновей, требуя безупречности во всем; Чарли приходилось соответствовать непостижимо высоким стандартам. Когда по успеваемости он оказывался в верхней половине списка, но не достигал первой строчки, Дарем отчитывал за отсутствие должного прилежания. А если случалось принять участие в какой-нибудь неудачной проказе, отец лично являлся в школу, чтобы прочитать безжалостную нотацию, и на целый семестр лишал сына карманных денег. Бедняге приходилось нищенствовать и занимать у друзей по несколько пенсов. Что бы ни делал старший сын, отец все равно обвинял его в недостаточном усердии: дотянуться до безмерно завышенной планки никак не удавалось. В глубине души Чарли считал, что на самом деле все не так уж и плохо, однако стойко выносил бесконечные упреки и выговоры. Что ни говори, а со временем ему предстояло стать великим человеком; великие люди не пасуют перед трудностями.
И все же.
В шестнадцать лет Чарлз де Лейси, граф Грэшем, вернулся из школы и обнаружил, что отец обсуждает дела поместья с Эдвардом, которому едва исполнилось тринадцать.
— Парень необыкновенно умен, — как-то раз похвастался герцог соседу, не стесняясь присутствия сыновей. — Соображает потрясающе. Остальным до него, конечно, далеко.
Чарли бросил на брата удивленный и обиженный взгляд, а тот лишь смущенно пожал плечами. Что поделаешь, если любые расчеты действительно давались ему с необыкновенной легкостью? Чарли, который тоже не отставал в математике, но не испытывал к ней особого интереса, проиграл, даже не успев понять, что участвует в состязании.
В следующий раз Грэшем приехал на каникулы уже из университета и не поверил собственным глазам: младший брат, Джерард, неожиданно вырос и оказался на два дюйма выше его. Чарли, привыкшему смотреть на малыша сверху вниз и встречать полный восхищения взгляд, это не понравилось. К тому же Джерард в полной мере унаследовал фамильное бесстрашие мужчин из рода де Лейси: когда он мчался верхом на необъезженном жеребце, отец ревел от восторга. Чарли оставалось лишь угрюмо с завистью наблюдать: наследнику титула и состояния с детства было строго-настрого запрещено приближаться к опасным животным. Нельзя сказать, что ему не терпелось испытать крепость собственной шеи, однако открытое преклонение герцога перед удалью младшего из сыновей особой радости не вызывало.
Но и это тоже можно было вынести. Переживания по поводу слишком очевидных успехов братьев компенсировались осознанием собственного высокого статуса. Возможно, Эдвард лучше соображает, как надо управлять поместьями, но поместья-то достанутся ему, Чарли. Не исключено, что Джерард покроет себя славой на поле боя, но почетное право заседать в палате лордов и решать судьбу государства получит опять-таки Чарли. И даже если не удастся проявить блестящий ум и несравненную храбрость, его голос все равно будет услышан, а мнение обретет вес. Чарли убеждал себя, что все прочие составляющие несущественны, и не держал на братьев зла ни за очевидные таланты, ни за откровенное предпочтение герцога. Видит Бог, он не единственный на свете наследник, кому приходится несладко под суровым и требовательным взглядом отца.
