Художник Сергей К. провел бессонную ночь. Гуляли в мастерской художника Л., выпили многовато и как-то не в радость. Разговоры не клеились, душа не пела. Все потому, что товарищи как один переживали творческий застой и думали о пустоте и смерти. Поэтому им быстро наскучило кивать друг другу.
На рассвете Сергей К. испытал сильное желание очиститься и припасть к первоначалам жизни и искусства. Он взял с собой этюдник и первым же автобусом отправился за город. Он сошел в старинном пригородном селе и устроился на берегу реки. Ему хотелось поработать против солнца, поймать изменчивую фактуру золотистого воздуха, игру воды, лукавую геометрию дальнего берега.
Припекало. Работа пошла, но захотелось пить, а потом захотелось есть, и художник стал отвлекаться. Он встал и огляделся по сторонам. И увидел, что неподалеку, пониже, на песке стоит диван, вполне приличный, с валиками, обитый синей материей в карминовую крапинку, а на диване лежит молодая женщина, шевеля голыми ногами. Женщина была искусана комарами, пятнистая, как мухомор. Она уже проснулась и вращала глазами. Обнаружив, что за ней наблюдают, она задорно, как ей казалось, запела: — Виновата ли я?
Сергей К. испытал большую неловкость. Песня была приглашением к беседе. О чем? Тебе расскажут кучу глупостей о деревенской гулянке, а потом ни за что ни про что обязательно обзовут последними словами.
И он вернулся к этюднику. Песня умолкла. Он обнаружил в реке витые линии водоворота и с увлечением искал способ их рельефной передачи.
Но не тут-то было. Снизу послышались голоса. К девице подошел местный житель, средних лет, в трико с лампасами и клетчатом пиджаке. Семафорная краснота его глаз пугала даже на расстоянии. Его подбородок двоила модная бородка в ниточку.
Они поговорили, вернее, похохотали насчет доброго утра, если оно доброе, мужчина, в частности, признался, что вынести диван на берег с нею, упавшей девицей, пришло в голову именно ему, и с нее причитается.
— Вы меня не обидели? — спросила она.
— Мы мертвых не обижаем! — с привлекательной простотой сказал он.
— Хотелось бы верить, — сказала девица, осматриваясь.
Это было слишком: художник запорол линию и чертыхнулся.
Гуляки усмотрели в этом признак городской спеси, и мужчина спросил Сергея К.: — Что, не нравимся мы вам?
— Да почему же? — примирительно ответил художник — Нравитесь. Вы наши хозяева, мы ваши гости.
— Тогда будьте так добры: дайте закурить, пожалуйста.
— Охотно, — ответил Сергей.
Хозяева берега подошли к нему, взяли, с извинениями, по паре сигареток и глянули на эскиз.
— Походит! Сибирь наша матушка! — с некоторым наивным недоумением высказался мужчина.
— А, может быть, вы и на пиво нам дадите, раз уж так получается? — сказала девица и выставила ногу. Видимо, это был флирт.
Сергей дал им сорок рублей. Последние, сказал он, осталось только на обратную дорогу.
— А вы сами пиво будете? — спросил мужчина.
— Нет. Я работаю.
— Ну да, работаете же, — повеселел селянин, — тогда хватит.
Он потрусил в село, а девица, помявшись для приличия, вернулась на свой диван.
Не успел художник трижды приложить кисть, как прибыло пиво с сопровождающим его лицом. Селезень с утицей выпили его ни быстро, ни медленно, под совершенно пристойный разговор о заслугах и ошибках местного руководителя. Он был хват, но он не был кряж.
Пришло время прощаться. Пара подошла к Сергею К. и удостоверилась, что эскиз практически готов.
— Спасибо, выручили, — сказала девица.
— Не-а, — непонятно сказал мужчина.
Сергей К. вопросительно оглянулся на него. Тот стоял, скрестив руки на груди, и сосредоточенно взирал на пейзаж, качая головой.
— Не-а, — повторил он, не глядя на художника, — не Левитан ты.
И, расправив плечи, не оглядываясь, пошел в село. Девица поджала губы и пошла за ним.
Художник стоял на берегу и задумчиво смотрел на осиротевший диван, совершенно не переживая за его судьбу.
