Граф Василий Ипполитович Пупкин сидел за угловым столиком в трактире на Пятницкой и предавался меланхолии. Конечно, он мог поехать в любое другое более престижное место, но там бы он встретил кого-нибудь из знакомых. А раз причиной его сегодняшней тоски было одиночество, то и размышлять о нем он хотел в одиночестве. Про эту же забегаловку, несмотря на отличнейшую семгу и холодную водочку, никто из его друзей не знал.
Граф стукнул своим могучим кулаком по столу и зычно крикнул:
— Человек, еще штоф!
И в ожидании не слишком шустрого официанта опять вернулся ко своим мыслям. Ну почему, — вопрошал он небо, — у Шерлока Холмса есть доктор Ватсон, у Эркюля Пуаро есть Гастингс, даже у старушки Марпл есть ее вязание, а я всегда один? Нет ли здесь какой-то особой метафизической идеи, говорящей об особом пути России между Европой и Азией. Словно азиат в одиночку совершаю я свои подвиги, но как европейцу мне временами хочется оплакать труп своего убитого злодеями напарника…
Эти пьяные мысли были бесцеремонно прерваны неожиданно возникшим на пороге трактира вестовым Николаем Палкиным. Удивительно, как в огромной Москве ему удавалось обнаружить нужного человека, но он всегда справлялся со своей задачей. Вот и теперь, проведя глазами по залу, он увидел Пупкина, подбежал к нему и тихим голосом произнес:
— К начальнику полиции, срочно. Убийство!
В открытой машине, которую с безумной скоростью гнал к зданию полиции Палкин, граф немного проветрился и мысли его приняли несколько другое направление. Вот рядом со мной сидит, — думал он, — славный малый Палкин. Ходят слухи, что практически всем: именем, фамилией, дворянским титулом, состоянием — он обязан тому, что его прадед был внебрачным сыном Императора Николая. Но даже сейчас, когда все больше становится людей, любящих вспоминать старое доброе прошлое, когда даже извозчики покупают за две копейки портреты Е.И.В. Николая I и наклеивают на пролетки, он остается простым и славным малым — вестовым Николаем Палкиным. Чтож, может я и люблю его из-за того, что и сам мечтаю о добром прошлом, когда таких славных людей, как он и я, было намного больше.
Под такие мысли графа автомотор подъехал к зданию полиции, и Пупкин был немедленно препровожден в кабинет начальника. Начальник полиции, человек сообразительный, не стал тянуть время и сразу приступил к делу:
— Прости, Василий Ипполитович, что оторвал от отдыха, но образовалось дело, с которым кроме тебя никто не справится. В пригороде, на дачах, убили студента Каракумова и его собаку. Есть двое подозреваемых — его соседи барон Ляпкинд и князь Тяпкидзе, но каждый утверждает, что убил только собаку. Совсем местные власти запутались, попросили тебя на подмогу.
— Хорошо, выезжаю, поучу их, чертей полосатых, как работать надо.
— Не торопись, есть для тебя и хорошая новость. Надеюсь, что сгладит досаду от испорченного вечера. Решили мы на это дело сделать исключение поедешь не один. В подмогу тебе даем Проницательного Читателя, — и начальник театральным жестом показал за спину Пупкина.
Сердце графа замерло, он обернулся… предчувствие обмануло.
Если бы это была прекрасная блондинка с пышными формами, то для него дело могло стать по-настоящему незабываемым, а автору бы принесло дополнительный гонорар за две-три странички незабываемости. Но это был молодой человек с высоким лбом и горящим взором. Любой Ломброзо, увидев его, сказал бы: умник из умников.
— Может быть Читателю удастся раскрыть преступление раньше тебя, — на прощанье пошутил начальник полиции. Он и не подозревал, насколько окажется прав.
Убийство было совершено на тихой дачной улице под названием Гречишная.(После революции улицу переименуют в Красногречневую, что лишний раз доказывает, что большевики не понимали разницы между гречкой и гречихой. Но так как ни граф Пупкин, ни автор этой разницы тоже не знают, то этот вопрос мы стыдливо замолчим.) Покойный — студент Елисей Аристархович Каракумов — проживавший в доме номер 12, худой бледный молодой человек лет тридцати с вытянутым невыразительным лицом, был весьма нелюдим. Все, что о нем было известно, что снял он дачу на лето, но вместо летнего отдыха проводил все время за письменным столом, заполняя и раскладывая по различным коробкам какие-то бумаги. Прерывался он лишь на еду и на прогулки со своей собакой — кавказской овчаркой, которая в прочее время без присмотра бегала по двору. Сегодня же днем и студент и его собака были обнаружены на улице у калитки мертвыми, кто-то раскроил собаке череп, а студенту перерезал горло.
Местные полицейские чиновники срочно ментоскопировали по Бертильону всех подозреваемых. Оказалось, что только у двоих в ментограмме есть отметка об убийстве в последние 24 часа. Это были соседи покойного — барон Ляпкинд и князь Тяпкидзе, проживающие соответственно в 10 и 14 домах по Гречишной улице. Но каждый из них утверждал, что убил собаку Каракумова, когда та неожиданно бросилась на него.
Барон Отто Иванович Ляпкинд больше всего походил на колобка. При росте 157 сантиметров он был достаточно толстым, а блестящая лысина только усиливала общую комичность его фигуры. Долгие годы прослужил он в армии, свято считая себя отцом солдатам, дослужился до полковника, но два года назад, в возрасте 55 лет, был тяжело ранен прямо в сердце стрелой Амура. Его избранница, 35-летняя дочка мелкого помещика, не отличалась особой красотой, но была признательна мужу за то, что он спас ее от участи старой девы. Несмотря на это, Отто Иванович бешено ревновал супругу ко всем мужчинам(Вот и возможный мотив, — подумал Василий Ипполитович). По этой причине барон ушел в отставку, сославшись на плохое здоровье. И, увезя жену от избытка офицеров, поселился с ней в Москве.
