Приключения катера «Смелого»
Книга рассказывает о том, как надежно охраняется советская граница от посягательств шпионов и диверсантов всех мастей. И о советских пограничниках, подлинных патриотах и отважных людях, жизнь которых полна напряжения и неожиданностей и требует от них крепкой воли, мужества и выносливости.
| Жанры: | Советская классическая проза, Морские приключения |
| Серии: | - |
| Всего страниц: | 30 |
| ISBN: | - |
| Год издания: | 1941 |
| Формат: | Полный |
Приключения катера «Смелого» читать онлайн бесплатно
Конец «Саго-Мату»
Я расскажу вам эту историю с одним только условием: разыщите в Ленинграде нашего моториста Сачкова. Сделать это нетрудно и без адресного стола.
Он живет в доме №6, у Елагина моста. Если запомните приметы, вы узнаете парня даже небритым.
Рост его — 72, ниже меня примерно на голову. Глаза обыкновенные, волосы тоже. Грудь сильно шерстистая, а на плече, по старой флотской моде, выколот голубой якорек. В оркестре он первая домра, на футбольной площадке всегда левый хавбек.
Как только найдете, передайте Сачкову, что «Саго-Мару» не видно даже во время отлива. В прошлом году из воды еще торчала корма, а месяц назад, когда мы проходили мимо Бурунного моста, на косе сидели только чайки. Так всегда бывает в этих местах: что не съест море, проглотит песок.
В 1934 году вместе с Сачковым мы служили на сторожевом катере «Смелый». Сачков — мотористом, я — рулевым. Славное это было суденышко: короткое, толстобокое, точно грецкий орех, крашенное от топа[1] до ватерлинии[2] светлой шаровой краской, как и подобает пограничному кораблю. Весело было смотреть (разумеется с берега), когда море играло с катером в чехарду, а «Смелый» шел вразвалочку, поплевывая и отряхиваясь от наседавшей волны. Не раз мы обходили на нем камчатское побережье и знали каждый камень от Олюторки до Лопатки.
По совести говоря, «Смелый» доживал в отряде последние годы. Он был достаточно остойчив и крепок, чтобы выйти в море в любую погоду, но слишком нетороплив при встрече с противником.
Там, где успех операции зависел только от скорости, на «Смелого» трудно было рассчитывать. Так думали все, кроме Сачкова. Это понятно. Сидя в машинном отделении, никогда не увидишь, что делается наверху. Кроме того, Сачков был упрям и обидчив. Стоило только за обедом заметить, что «Соболь» или «Кижуч» ходят быстрее, чем «Смелый», как наш механик мрачнел и откладывал ложку.
— А вы научитесь сначала отличать примус от дизеля, — советовал он обидчику, — вот тогда сядьте на «Соболя» и попробуйте меня обогнать.
Никаких возражений он не терпел и все, что говорилось о старом движке, принимал на свой счет. «Нет в море катера, кроме «Смелого», и Сачков — механик его», говорили про нас остряки.
У этого тощего остроносого парня была еще одна странность: он любил математику. Подсчитать, когда поезд обгонит улитку или во сколько минут можно наполнить бочку без днища, было для него пустяком. Я видел сам, как Сачков, получив увольнительный билет, шел в городской парк, ложился на траву и начинал щелкать задачи, точно кедровые орехи. При этом он улыбался и чмокал губами, как будто пробовал действительно что-нибудь путное.
Дошло до того, что Сачков стал решать задачи по ночам, зажигая под одеялом фонарь. Однажды он принес в кубрик и повесил рядом с портретом наркома какого-то бородатого грека с пустыми глазами. Когда я указал ему на неуместность соседства неизвестного старичка и наркома, он махнул рукой и сказал:
— Не валяйте дурака, Олещук. Что вы, Пифагора, что ли, не видели?..
В то время мы еще не знали, что Сачков готовится в вуз, и сильно удивлялись чудачествам моториста.
Понятно, что математические успехи Сачкова никакого отношения к работе катера не имели. Тогда мы охраняли трехмильную зону на западном побережье, куда особенно любят заглядывать хищники-рыболовы. Море там невеселое, мутное, но урожайное, как нигде в мире.
Были здесь киты полосатики, метровые крабы, кашалоты с рыбьими хвостами и мордами бегемота, камбалы величиной с колесо, тающая на солнце жирная сельдь, пятнистый минтай, пузатая треска, корюшка, пахнущая на воздухе огурцами, морские ежи, рыба-чорт, каракатицы, осьминоги с птичьими клювами, морские львы, ревущие на скалах у мыса Шипунского, бобры, котики, нерпы — словом, все, что дышит, ныряет, плавает в соленой воде.
Я не назвал красную рыбу и ее родичей: кету, горбушу и чавычу, но лососи — особый разговор… Рыба эта мечет икру только раз в жизни и обязательно в той реке, где нерестились ее предки. Каждый год, начиная с середины июля, лососи валом идут в пресную воду. Если река обмелеет, они будут ползти; если дорогу закроет коряжина или камень, они будут скакать.
В это время Камчатка теряет покой. Все, кто может отличить камбалу от кеты, надевают резиновые сапоги и лезут в воду навстречу лососю. В устьях рек появляются нерпы; отощавшие медведи выходят к ручьям, чуя запах свежей юколы[3]; ездовые собаки скулят и рвут привязи.
По ночам на берегу и в море горят огни. Рыба рвет сети. Вода в реках кипит. Ловцы, засольщики, резчики, курибаны[4] ходят облепленные чешуей, усталые, мокрые и веселые.
Оживают и хищники. Чем больше рыбы, тем шире разевают они пасти.
«Железные китайцы»[5] на консервных заводах жуют лососей круглые сутки, японские сезонники на арендных участках не вылезают из моря, пройдохи синдо[6] ставят в неводах двойные открылки. Но этого мало. Господа из Хоккайдо посылают к Камчатке москитный флот, вооруженный переметами и сетями. Неуклюжие, но добротные кавасаки[7], вместительные сейнера[8], быстроходные шхуны, древние посудины с резными бугшпритами — сверстники фрегата «Паллада», — сотни прожорливых хищников слетаются сюда, точно мухи на кухню. Самые мелкие идут с островов Курильской гряды, без компаса и без карт, с мешком сорного риса и бочкой тухлой редьки, напарываются на рифы, платят штрафы и все-таки пытаются воровать.
