Митч
Нью-Йорк
Кто, чёрт возьми, стучит в дверь?
Я выворачиваю голову, чтобы посмотреть время на приставке. Уже 22:50, слишком поздно для гостей и слишком рано для возвращения Стива со свидания с Эйприл.
Шеннон не перестаёт целовать меня, поэтому я могу только предположить, что либо она не слышит стук, либо игнорирует его, желая чтобы и я последовал её примеру.
Я стараюсь вернуться к поцелую, но сдаюсь, когда человек по ту сторону двери отказывается уходить, и стук становится резче, сильнее, нетерпеливее.
Блядь.
Осторожно снимаю Шеннон с колен.
— Я открою, — бормочу я. Мне осталось две бутылки, чтобы официально считаться пьяным — состояние, наверное, чересчур знакомое, что для меня не очень хорошо. Хотя я ответственный пьяница. Никогда не напиваюсь за рулём.
— Кто это? — спрашивает она с потускневшими от алкоголя голубыми глазами.
— Не знаю, — ворчу я и поднимаюсь на ноги.
Оставляю её дуться на диване. Мы видимся уже второй раз. Но пока без секса. Хотя сегодня я собирался «скрепить сделку».
Очередной стук вынуждает меня нетерпеливо распахнуть дверь.
О, ну Бога ради!
Я мельком успеваю увидеть свою сестру, прежде чем она проталкивается мимо меня в квартиру.
А я тут почти убедил себя, что Стив забыл ключи.
— Диана, какого чёрта? — я рассеяно захлопываю дверь и затем поворачиваюсь к ней лицом. Но она не останавливается, целенаправленно вышагивая к гостиной.
Что она здесь делает?
Неужели что-то случилось с Пейдж или ребёнком?
Нет, Диана слишком для этого взбешена, заключаю я, и моя мгновенная паника утихает.
Она резко останавливается, когда видит Шеннон и состояние её одежды. Я благодарю Бога, что мы только начали дурачиться и на моей гостье остался лифчик и джинсы.
Развернувшись, Диана впивается в меня взглядом.
— Это из-за неё ты не вернёшься домой в этот раз? — требует она, указывая на Шеннон.
Заторможено реагируя, Шеннон подхватывает блузку с пола, быстро просовывает руки в рукава и лихорадочно застёгивает её.
— Митч, кто она?
— Я — его сестра, — ёмко отвечает Диана, переводя взгляд на мою спутницу.
— Что ты здесь делаешь? — многозначительно спрашиваю я.
Диана дёргает головой в моём направлении, сощуривая глаза, пока они не превращаются в щелочки.
— Ты не приезжал домой больше года, и ещё спрашиваешь, что я здесь делаю? — Она замирает и делает ту штуку руками — ладони вниз, пальцы растопырены в стороны — которую делает обычно, когда пытается взять контроль над эмоциями. Сделав глубокий вдох, она спокойно говорит: — Послушай, может, ты попросишь свою гостью уйти? Я не уверена, что ты захочешь, чтобы она слышала то, что я собираюсь сказать.
Моей сестре стоило подумать лучше, а не бросать мне такой вызов, особенно когда я в подпитии.
— Нет, говори, что хотела, и мы продолжим свидание.
Выражение лица Дианы зловеще мрачнеет.
— Отлично, — рявкает она. — Повзрослей, Митч, и возвращайся домой. Меня больше не волнуют твои чувства к Пейдж, но твоей дочери нужен отец.
Шеннон охает.
— У тебя есть ребёнок? — визжит она.
Склонив голову, я закрываю глаза и сжимаю пальцами переносицу.
Чёрт, чего я ждал? Свидание официально окончено. Пора по кроваткам.
* * *
Возвращение Шеннон домой много времени не занимает. Её здание находится в нескольких минутах ходьбы от моего. Конечно, она надавила на меня вопросами о ребёнке. Мой ответ был краток и не располагал к дальнейшей беседе. «Да, у меня есть ребёнок, дочь».
Честно говоря, я больше ничего и не знаю. Мне казалось, что чем меньше я знаю, тем легче мне станет со всем справляться. Но угадайте что? Не особо полегчало. Даже алкоголь не помогал мне забыться.
К тому времени, как я возвращаюсь к себе, сестра вроде уже немного поостыла. Лучше, если я ошибаюсь. Так мне проще держаться за собственный гнев, когда мы с ней сталкиваемся лицом к лицу.
— Сядь, — распоряжается она, когда я ступаю в гостиную. Ненавижу её грустный вид — кажется, будто она плакала. Или, может, просто устала.
Не возражая, я сажусь в паре шагов от неё на диван. Она тут же наклоняется ко мне. Несколько ударов сердца просто смотрит с искажённым болью лицом.
Сейчас трезвость — безжалостное чудовище, с которым мне не хочется иметь дела, но выбора нет. Хмель давно выветрилась и жизнь, которую я пытался игнорировать весь прошлый год, обрушивается на меня кувалдой.
— Митч, я люблю тебя.
Чёрт, чёрт, чёрт. Я с трудом сглатываю. Это — последнее, что мне хочется слышать. Я не желаю, чтобы она была доброй. Не желаю, чтобы она меня любила. Не тогда, когда я с трудом могу находиться в собственной шкуре.
— Диана, не надо, — не своим голосом прошу я.
Она придвигается ближе, взяв меня за руку.
— Нет, послушай меня. Я люблю тебя слишком сильно, чтобы наблюдать за твоим саморазрушением. Сейчас ты губишь свою жизнь обеими руками, и я не могу, ничего не делая, смотреть, как ты это делаешь. — Потянувшись свободной рукой, она смахивает волосы с моего лба, как делала, когда я был ребёнком. — Прошу, вернись домой — по крайней мере, на лето. Знаю, ты не хочешь признавать, но тебе нужна твоя семья, а нам нужен ты. Ты нужен Брианне.
Невозможно описать, что я чувствую в этот момент. Не боль. Не агонию. Это чувство режет глубже. И там, под всем, прячется тоска, которую я отказывался признавать больше года. Почти семь месяцев, как моя дочь появилась на свет.