Французы спятили, им отказали разом
И чувства, и душа, и мужество, и разум.
Агриппа д'Обинье.Трагические поэмы
Ближайший соратник Генриха Наваррского, крупный поэт эпохи Возрождения гугенот Теодор Агриппа д'Обинье (1552—1630) оставил в наследие потомкам создававшийся почти тридцать лет поэтический цикл под названием «Трагические поэмы», где описывает беды и страдания, выпавшие на долю Франции из-за непримиримости ее детей в вопросах веры. Пройдя сквозь пламя и безумие гражданской войны, зная жизнь двора и коридоров власти, поэт со всей страстью призывает к миру и справедливости, сулит возмездие гонителям истинной, то есть протестантской веры и уверен в конечном ее торжестве. Трагическое мироощущение сторонника гонимой веры и поэтический талант д'Обинье лучше любых документов убеждают в правоте дела гугенотов, а апокалипсические картины религиозной смуты, написанные с потрясающим эмоциональным накалом, никого не оставляют равнодушными.
Но если наше знакомство с пламенной поэзией Агриппы д'Обинье состоялось всего несколько лет назад[1], то роман А. Дюма «Королева Марго» популярен в России давно, и именно он, написанный в духе искреннего сочувствия к гонимым гугенотам, утвердил в нашем сознании ряд исторических стереотипов: королева-мать Екатерина Медичи — коварная итальянка, интриганка; Гйзы — заносчивые, мстительные, рвущиеся к власти; адмирал Колиньи — благородный предводитель гугенотов; Карл IX — нерешительный король, находящийся под материнским влиянием; герцог Анжуйский (а затем король Генрих III) — набожный любитель роскоши и светских развлечений; герцог Алансонский (после восшествия на престол брата — герцог Анжуйский) — обиженный интриган; королева Марго — гуманная красавица; ее супруг Генрих Наваррский (будущий король Генрих IV) — славный малый, себе на уме. Все эти персонажи наиболее ярко проявляют себя во время кульминационного события Религиозных войн — в ночь с 24 на 25 августа 1572 года, канун праздника святого Варфоломея, когда католики Парижа истребили 3 тысячи гугенотов — как своих соседей, так и тех, кто приехал на свадьбу Маргариты Валуа с Генрихом Наваррским. Ответственность за резню в ночь святого Варфоломея во многом ложится на Екатерину Медичи, которую современники часто именовали Макиавелли в юбке. Отличаясь неслыханным лицемерием (ей опасались верить даже тогда, когда она говорила правду), она равнодушно относилась к религии и крайне неравнодушно к власти. Желая выдать замуж свою дочь Маргариту за протестанта Генриха Наваррского, она, как утверждают, пошла на подлог, и не имея папского согласия на задуманный ею брак, сфабриковала письмо от имени своего посланника при папском дворе. В подложном письме сообщалось, что его святейшество дает разрешение на этот союз.
Трагедия Варфоломеевской ночи произвела на современников огромное впечатление. Под предлогом борьбы с еретиками многие католики уничтожали своих личных врагов. Так, например, граф де Бюсси д'Амбуаз, выведенный в романе А. Дюма «Графиня Монсоро» рыцарем без страха и упрека, 24 августа заколол своего кузена гугенота Антуана де Клермона. Бюсси долго судился с кузеном по поводу маркизата Ренель, а когда появилась возможность, безнаказанно устранил претендента на наследство. По случаю победы над еретиками папа римский устроил торжества с фейерверком, а его католическое величество, испанский король Филипп II, получив известия из Парижа, как говорят, впервые засмеялся. После Варфоломеевской ночи массовые избиения гугенотов начались во французской провинции, в результате чего было уничтожено около 20 тысяч человек. Этот всплеск жесточайшего насилия стал апогеем борьбы, которую буквально каждодневно вели жители королевства, как организованно, так и спонтанно, уверенные, что в конце концов конфессия, к которой они принадлежат, одержит верх и полностью устранит противника с религиозного, а заодно и с политического поля. Прошли десятилетия, и конфессиональные распри утратили свою остроту, а Варфоломеевская ночь — печальный символ религиозной нетерпимости стала одной из вех мировой истории, формирующих наше повседневное представление о временах минувших.
Формированию представлений о прошлом в значительной степени способствует художественная и мемуарная литература. Поэтому, обращаясь к трагической истории Религиозных войн, почти на сорок лет (до принятия Нантского эдикта) разделивших Францию на два противоборствующих лагеря, мы в первую очередь вспоминаем образы, знакомые нам по книгам и фильмам, и только во вторую — то, что пишут в учебниках по истории. Но мы знаем, что и авторы-беллетристы опираются на работы историков. Сюжеты, именуемые «Королева Марго», «Екатерина Медичи», «Карл IX», «Гаспар Колиньи», известные нам по романам А. Дюма, Проспера Мериме («Хроника царствования Карла IX») и Мишеля Зевако («История рода Пардальянов») основаны на трудах французских историков XIX века, когда в исторической науке преобладало политическое направление. Героями политической истории выступали монархи, политики и их ближайшее окружение, иначе говоря, правящие круги. Основной темой тогдашних работ, посвященных Религиозным войнам, были гонения, которым подвергались малочисленные — по сравнению с католиками — гугеноты со стороны государства, иначе говоря королевского двора, а также поддержка, которую оказывало население, в подавляющем большинстве исповедовавшее католическую религию, государственной политике репрессий. Например, главным героем крупнейшего французского историка XIX столетия Жюля Мишле был вождь гугенотов Гаспар Колиньи, фигура яркая и неоднозначная. В частности, Колиньи был одним из тех, кто предлагал отправить французские войска в Нидерланды, чтобы, помогая тамошним протестантам, одновременно вести войну с католической Испанией, давним противником французской короны. Но, как пишет выдающийся французский историк Ж. Ле Гофф, история политическая, бывшая прежде «становым хребтом» истории, теперь стала ее «копчиком». В XX веке история заключила прочный союз с социальными науками, появились фундаментальные исследования, посвященные социальным и ментальным характеристикам минувших эпох.