Алексей Михайлович Обресков
Припудренный парик с немецкими буклями и косицей, забранной черной шелковой лентой, обрамляет лоб, тяжелая складка на переносице, брови барские — поседевший соболь, из-под них — застывший в печальной мысли взгляд, в подглазницах набрякли темные мешки — следы усталости, одутловатые щеки подпирает туго повязанный шелковый галстук, уголки рта опущены, выдавая характер крутой и надменный.
На сером бархатном кафтане два ордена — Александра Невского и Анны I степени — и пурпурная лента через левое плечо.
Таким предстает Обресков на портрете кисти Федора Рокотова, хранящемся в Третьяковской галерее. Потемневший от времени холст в золоченом багете — в верхней части стены, сплошь завешанной портретами екатерининских вельмож.
Григорий Никитич Теплов, сын истопника, воспитанник Феофана Прокоповича, — и многолетний покровитель его, баловень и пасынок фортуны, последний гетман Малороссии Кирилл Григорьевич Разумовский сошлись здесь, словно на вечере в гостиной Малого Эрмитажа. Тут же Петр Васильевич Бакунин, едва ли не единственный, кто мог бы приподнять завесу тайны над одним из самых загадочных эпизодов славного и трагичного екатерининского века — заговором Панина-Фонвизина; секретарь Екатерины Григорий Козицкий, талантливый литератор, доведенный кознями завистников до попытки самоубийства; «сфинкс» Иван Иванович Бецкий. Судьба каждого — глава в истории великого царствования. Надолго останавливается экскурсовод перед каждым из этих портретов.
Впрочем, в основательно изученной летописи эпохи просвященного абсолютизма есть пробелы, и немалые. Жизнь и судьба Обрескова — один из них.
— Посол в Константинополе… В конце жизни — член Коллегии иностранных дел, — так ответит на ваш вопрос экскурсовод.
Ну и еще, быть может.
— Проявил мужество во время русско-турецкой войны 1768–1774 годов, находясь в заточении в Семибашенном замке.
И все.
Вглядимся пристальнее в человека на старинном портрете. Странное, неживое лицо. Восковая маска.
И лишь блики люминесцентных ламп, отражаясь в мелких трещинках лака, оживляют его.
Зрачки зорко поблескивают из-под полуопущенных век.
Алексей Михайлович Обресков, человек государственный, действительный тайный советник, сенатор, дипломат, всю жизнь трудившийся во славу Отечества, в повседневной жизни — человек тяжелый и неуживчивый, не любимый современниками и полузабытый потомками, смотрит на нас из далекого осьмнадцатого века.
Трудна была его фортуна: двадцать лет — треть жизни — прошли на берегах Босфора, на ответственнейшем для русской дипломатической службы посту резидента в Константинополе. Но и прекрасна: мало кому выпадает счастье увидеть на склоне лет дело всей, без остатка, жизни осуществленным.
Тернист и долог был путь России к Черному морю.
Утвердившись на берегах Балтики, империя налилась силой, окрепла. Наступил черед подумать о восстановлении юго-западных границ русского государства, о выходе к Черному морю.
Дело наитруднейшее. По пяди собирали землю русскую, возвращаясь на пределы Олеговы и Святославовы.
Через сколько войн пройти пришлось — не счесть. Воевать не хуже других научились быстро, а вот искусство высокой политики доставалось труднее.
Первое русское посольство появилось в Константинополе еще в конце XV в. Возглавивший его стольник московского великого князя Ивана III Михаил Андреевич Плещеев имел твердый наказ: выговорить облегчение для русской торговли на Черноморском побережье, в Кафе, Азове и Аккермане, где крымцы — потомки Золотой Орды — и степняки-ногайцы чинили обиды и притеснения московским купцам.
В выполнении приказа великокняжеского Плещеев не преуспел — надменные потомки ордынцев продолжали разорять обозы московских торговых людей, — но дорога из первопрестольной в Царьград была проторена. Долог список послов, прошедших по ней в XVI–XVII вв.: Алексей Голохвастов (1499 г.), Михаил Алексеев (1513 г.), Василий Коротов (1515 г.), Борис Голохвастов (1520 г.), Алексей Адашев (1534 г.), Иван Новосильцев (1569 г.), Андрей Ищеин-Кузьминский (1571 г.), Григорий Нащокин в царствование Федора Иоанновича, Иван Кондарев (1622 г.), Василий Коробкин (1634 г.), да всех и не упомнишь. Поручения, с которыми они отправлялись ко двору турецкого султана, были самые разнообразные: извещать о вступлении на престол нового великого князя, а затем — государя всея Руси, успокаивать турок, взволнованных известиями о завоевании Казанского и Астраханского царств, трактовать по польским делам (и после смутного времени, и в связи с Переяславской Радой, и по случаю перехода гетмана Дорошенко со всем Запорожьем в русское подданство). Приходилось и о статьях мирных трактатов до хрипоты с турками спорить после Чигиринских походов 1677–1678 гг. или неудачной крымской кампании князя Василия Голицына.
Но в наказах московских послов первым пунктом неизменно значилось: настаивать на равноправном участии России в черноморской торговле.