В то утро, когда малышке исполнился годик, ее нашли плавающей в футляре от виолончели посреди Ла-Манша.
Вокруг на много миль не было ни души. Только малышка, несколько стульев да нос корабля, погружающийся в океан. В обеденном зале звучала музыка, такая громкая и такая прекрасная, что никто не заметил, как вода потекла по ковру. Скрипки не перестали играть и тогда, когда послышались первые крики. Порой визг пассажиров сливался с высоким си.
Малышка лежала завернутая в партитуру симфонии Бетховена. Она отплыла почти на целую милю от корабля, поэтому ее спасли последней. Мужчина, который поднял ее в шлюпку, тоже был пассажиром, а еще он был ученым. А работа ученых и есть все замечать. Он и заметил, что это девочка, что у нее волосы цвета молнии и что она застенчиво улыбалась.
Представьте себе голос ночи. Или голос лунного света. Или голос чернил, если бы чернила могли говорить. Дайте этому голосу узкое аристократическое лицо с изогнутыми бровями да длинные руки и ноги – и у вас перед глазами окажется тот, которого малышка увидела, когда ее вынули из футляра от виолончели и подняли в шлюпку. Его звали Чарльз Максим. Держа малышку большими руками на расстоянии от себя, как он держал бы протекающий цветочный горшок, он решил, что оставит ее себе.
Малышке почти наверняка был годик. Поняли это, увидев приколотую у нее на груди красную розетку, на которой значилось: «1!»
– Либо этой крохе годик, – сказал Чарльз Максим, – либо она выиграла соревнование. Насколько мне известно, такие малыши не слишком любят состязательный спорт. Тогда, должно быть, верно первое?
Девочка грязными пальчиками схватила его за ухо.
– С днем рождения, малышка, – сказал он.
Чарльз не только дал малышке день рождения. Он дал ей и имя. В тот первый день он назвал ее Софи и обосновал свой выбор так, что никто не смог ему возразить.
– У тебя сегодня выдался тревожный, необыкновенный день, дитя мое, – сказал он. – Лучше дать тебе самое обыкновенное имя. Мэри. Или Бетти. Или Софи. А может, даже Милдред. Решать тебе.
Софи улыбнулась, когда он произнес «Софи», поэтому он остановился на этом имени. Затем он достал пальто, завернул в него малышку и увез ее домой в экипаже. Моросил дождь, но их это ничуть не беспокоило. Чарльз вообще не обращал внимания на погоду, а Софи в тот день и так хватило воды.
Чарльз никогда прежде не имел дела с детьми. По дороге домой он так и сказал Софи:
– Боюсь, я понимаю книги гораздо лучше, чем понимаю людей. С книгами все просто.
Они ехали четыре часа. Чарльз держал Софи на коленях и рассказывал ей о себе, словно только что познакомился с ней на чаепитии. Ему было тридцать шесть лет, а ростом он был метр девяносто. С людьми он говорил на английском, с котами – на французском, а с птицами – на латыни. Однажды он чуть не убился, попытавшись читать на скаку.
– Но я буду осторожнее, – заверил он, – ведь теперь у меня есть ты, виолончельная малышка.
Дом Чарльза был красивым, но небезопасным: всюду были лестницы, скользкие полы и острые углы.
– Я куплю стулья пониже, – сказал Чарльз. – И мы положим толстые красные ковры! Но где вообще купить ковры? Ты не знаешь, Софи?
Не стоит удивляться, что Софи ничего не ответила. Она была слишком мала и пока не умела говорить. Вдобавок она уснула.
Малышка проснулась, когда они выехали на улицу, где пахло деревьями и конским навозом. Софи дом понравился с первого взгляда. Кирпичи были выкрашены белой краской, самой яркой во всем Лондоне, и сияли даже в темноте. В подвале лежали излишки книг и картин и обитали разные пауки. На крыше жили птицы. Чарльз обосновался где-то между.
Дома, после купания в горячей ванне, установленной перед печкой, Софи стала очень белокожей и хрупкой. Чарльз и не знал, что ребенок может быть таким ужасно крошечным. Она казалась слишком маленькой, когда он держал ее на руках. Он даже обрадовался, когда в дверь постучали: осторожно опустив Софи на кресло, подложив под нее шекспировскую пьесу, он сбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
Он вернулся в сопровождении крупной седовласой дамы. «Гамлет» был подмочен, а Софи выглядела смущенной. Чарльз поднял ее и перенес в раковину, хотя сначала и подумал, не посадить ли малышку на подставку для зонтиков или прямо на горячую плиту. Он улыбнулся – улыбнулись также его брови и глаза.
– Не переживай, Софи, – сказал он. – Такое может случиться с каждым.
Затем он кивнул в сторону женщины.
– Позволь мне познакомить вас. Софи, это мисс Элиот из Национального агентства по охране детства. Мисс Элиот, это Софи из океана.
Женщина вздохнула – очень официально, как показалось сидящей в раковине Софи, – нахмурилась и вытащила из свертка чистую одежду.
– Давайте ее мне.
Чарльз взял у нее одежду.
– Я нашел эту малышку в море, мадам. – Софи смотрела на них огромными глазами. – У нее никого нет. Хочу я этого или нет, теперь я за нее в ответе.
– Не навсегда.
– Простите?
