До Планкета донесся негромкий окрик жены — она звала сына, их младшенького.
Отпустив с лязгом захлопнувшуюся за ним дверь, позабыв, что переполошит этим всех кур, он еще раз прислушался. Наверное, сложила ладошки рупором возле рта, чтобы никто больше не слышал, подумал он.
— Саул! Эй, Саул! Иди назад немедленно! Хочешь, чтобы отец побежал за тобой на дорогу? Саул!
Последний возглас прозвучал громче и явственнее, словно она отчаялась привлечь внимание малыша и одновременно не побеспокоить мужа.
Бедная Анна!
Аккуратно пробираясь между суетливыми, вечно голодными наседками к боковой двери, Планкет едва не наступил на одну из них. Наконец он выбежал за калитку и помчался бегом.
Из сарая доносились звуки детской возни. Прекрасно! А ведь обещали: «Мы последим за ним, не беспокойтесь». Вот и оставляй после этого.
— Саул! — голос женщины дрожал от волнения. — Саул! Отец уже идет! — Анна распахнула парадную дверь и, остановившись в проеме, крикнула вслед мужу: — Элиот! Не сердись, я себя неважно чувствую.
Да, с беременностью шутки плохи, тем более на шестом месяце. Ведь знает, сорванец, что мать не побежит за ним.
На полуобледеневшей тропинке, ведущей в огород, Планкет на секунду остановился отдышаться.
Да... Как все изменилось. Ведь несколько лет назад, когда Рандстетовские Тигры с ревом переваливались через насыпь, у него после внушительного кросса еще доставало сил вырыть небольшой окоп. От курятника до огорода и расстояние-то метров сто пятьдесят, не больше, а он — надо же! — чуть не задохнулся. И это при его-то прежней практике!
Малыш неторопливо наклонялся к палке, собираясь бросить ее увивавшемуся рядом псу. Канава, где Планкет обнаружил сына, находилась намного дальше запретной белой линии, прочерченной поперек тропы.
— Элиот, — опять позвала жена. — Ему же всего шесть лет. Он...
Планкет набрал в легкие побольше воздуха.
— Саул! Саул Планкет! — крикнул он. — Ну-ка, на старт, внимание... марш!
Он знал, что Саул не мог его не услышать. Нажав на кнопку секундомера, Планкет вскинул вверх сжатый кулак.
Малыш обернулся и, увидев поднятую отцовскую руку, сообразил, что секундомер включен. От неожиданности и испуга он выронил палку, но какое-то время словно еще раздумывал.
Восемь секунд. Наконец-то Саул побежал. Но почему так медленно? Растик резвился и прыгал, норовя проскользнуть меж ногами мальчика.
Анна подошла, остановилась рядом с мужем. Было видно, как нелегко дался ей этот путь. Посматривая из-под согнутого локтя мужа на стрелку секундомера, она неуверенно улыбалась, следя за выражением его лица. Не стоило ей выходить на улицу в ноябре, да еще в одном домашнем халате. Впрочем, пусть посмотрит — ей тоже полезно.
Планкет поглядывал на секундомер.
Минута сорок.
Радостный собачий лай звучал все отчетливее, но топота детских ног по-прежнему не было слышно. Две минуты. Не успеет...
Горькие мысли накатили на Планкета. Вот оно, воспитание в этот суперпросвещенный век! Для того чтобы его шестилетний сын сумел выжить, отец вынужден прежде всего научить его быстро бегать. Именно с этой целью Планкет приобрел самый лучший секундомер, какой только мог себе позволить, — воспользовался, так сказать, последними научными достижениями...
Две с половиной минуты. Растик лаял где-то уже совсем рядом. Ну наконец-то! Топ-топ-топ... А ведь смог бы, стоило только захотеть.
— Поторопись, Саул, — прошептала мать. — У тебя получится.
Планкет снова взглянул на неумолимо бегущую стрелку, потом на сына — штанишки малыша насквозь промокли от пота.
— Опять дышит не так, как я учил, — проворчал он. — Потому и сил не хватает.
Уже на полпути к дому Саул споткнулся и растянулся во весь рост.
— Не считается, Элиот. Он оступился, — попыталась оправдать сына Анна.
— Вижу, что оступился. А глаза на что?
— Вставай, Саулюшка, — подбодрил Херби, старший брат. Он стоял с Жозефиной Давкинс у сарая, рядом с полным ведром яиц. — Давай беги скорее, у тебя получится!
Малыш поднялся и, всхлипывая, снова устремился вперед. Добежав до ступенек, спускающихся в погреб, буквально нырнул вниз.
Планкет нажал на кнопку. Три минуты тридцать секунд. Он показал часы жене.
— Тридцать секунд.
Анна нахмурилась.
Малыш, задыхаясь, карабкался вверх по ступенькам, виновато косясь на отца.
— Подойди сюда, Саул. Посмотри на часы. Ну? Что ты видишь?
Мальчик внимательно вгляделся в циферблат; его щеки затряслись, слезы стыда заструились по лицу.
— Больше трех минут, папа?
— Да, Саул, больше трех минут. И прекрати реветь — ничего уже не исправишь. Лучше скажи-ка мне: что случится, когда ты доберешься до дверей?
— Они будут заперты, — прорвался сквозь прерывистые всхлипывания тоненький голосок.
— Вот именно. Двери будут заперты. И ты окажешься снаружи. Так... и что потом с тобой будет? Перестань плакать, отвечай!
— Затем, когда упадут бомбы, я... я не смогу спрятаться и сгорю, как спичечная головка. И... и... от меня останется только мокрое место на земле в форме моей тени. А... а...
— А радиоактивная пыль... — безжалостно подсказывал отец.
— Элиот, — Анна, не выдержав, всплакнула вслед за сыном, — я не...
— Анна, пожалуйста, не надо! Ну, продолжай! А радиоактивная пыль...
