5 апреля 2013 года я сказала Лешке: «Мы едем в Лос-Анджелес. Завтра». Говорить твердо мне было легко. Накануне я видела сон. Я бродила по темному лесу и не могла найти выход. А когда, наконец, нашла, то увидела озеро. В нем отражались звезды. Такие большие, каких я никогда не видела в жизни. И из этих большущих звезд складывались фигуры двух лебедей. Они прижимались друг к другу, переплетаясь шеями. Проснувшись, я знала: теперь все должно получиться. Время пошло. А на следующий день Лешке позвонили.
– Здравствуйте, видели ваши работы. Сколько хотите в час?
– Пятнадцать.
– Пятнадцать??? – На том конце провода кашлянули. – Простите, не могли бы вы повторить?
Кажется, там, в Калифорнии, не верили в то, что человек, умеющий работать, мог попросить так мало. На это и был расчет. Иначе нам ничего не светило. С непрофильным образованием, практически самоучка, Лешка не мог конкурировать с местной пацанвой, у которой к четвертому курсу университета за плечами по три лета практических стажировок. Его резюме блистало безукоризненной пустотой, поражающей воображение обитателей прерий. А ведь ему было уже за тридцать – возраст, когда, по понятиям расчетливых американцев, давно пора подумать о следующем карьерном скачке.
Единственный Лешкин козырь – готовность работать за нули. Но козырь ли? Готовность трудиться за пятнадцать долларов в час не говорит об уверенности в себе. Неуверенный в себе профессионал? Невозможно. Наверное, так думали рекрутчики, читавшие резюме. Отбрасывали в сторону и не звонили. Не звонили с июля по апрель. Сотни отправленных аппликаций на объявленные вакансии, тысячи просмотров объявлений онлайн. Ничего. Ни одного звонка. Ни даже кашля в трубку.
К апрелю мы стали терять надежду. На горнолыжном курорте заканчивался сезон, и Лешке грозила безработица. Мы не американцы – пособия ждать не приходилось. На тот момент Лешка уже работал оператором подъемника за семь с половиной долларов в час. После вычета налогов это было ничто – в день только на еду невозможно тратить меньше десяти долларов на человека. Это нижний предел. А еще страховка, жилье, одежда. Выручала моя стипендия и деньги, привезенные из Украины. Но они стремительно таяли, и новых вливаний ждать было неоткуда.
До работы на подъемнике практически весь сезон – с октября по март – Лешка отпахал сноумейкером, то есть «делателем снега». Адский труд за девять пятьдесят в час.
Вообще-то я не думала, что он выдержит. Типичный geek – так здесь называют шизиков, потерянных в компьютерных лабиринтах, – он был не очень приучен к физическому труду. Взяли на работу, потому что похвастался – когда-то был альпинистом.
Работать приходилось по двенадцать часов то ночью, то днем. Сутки работаешь – сутки отдыхаешь. При минус двадцати-тридцати – нормальная температура для Колорадских гор зимой – и сшибающем с ног ветре, работали на износ. Задача проста: обеспечить лыжников и сноубордистов снегом. Нет снега – нет любителей снежных развлечений. Уйдут на другие курорты. Прощай, прибыль, прощай, буржуазное счастье. Страх его лишиться заставлял хозяина курорта лично контролировать ход работ. По ночам он, конечно, спал, но утром материализовывался снова. И даже, бывало, топал ногами – как в старых советских мультиках о толстых буржуях с сигарами в хищных пастях. Только этот был мало похож на капиталиста из «старых» – подтянутый, спортивный и, конечно же, без вредных для здоровья причуд.
Работа сноумейкеров – как работа двух альпинистов в связке. Только связаны они не веревкой, а шлангом. Пока один возится со снегопушкой, второй контролирует давление воздуха и воды. Если шланг вырывает из рук, задача напарника – немедленно отключить систему. Промедление смерти подобно. Под сильным давлением шланг, как раненная змея, движется хаотично и с бешеной скоростью, круша все на своем пути окованной металлом «головой». Уже по окончании сезона, когда испытание горой было позади, Лешка признался, что однажды шланг все-таки пролетел в миллиметре от его лица. Я пришла в ужас.
Впрочем, в ужас я пришла уже после первой ночи его работы. Не находя себе места, я еле дождалась появления Лешки на пороге нашего апартамента. Радостно бросилась ему на шею, но тут же отступила, не узнав. Передо мной стоял белый холодный человек, не умеющий улыбаться. Мне казалось, за ту первую ночь он похудел килограмм на десять.
– Леша, что с тобой? Леша?
Я заглядывала ему в глаза, прыгая вокруг, как собачонка, а он не находил в себе сил даже для того, чтобы меня приласкать… Я плакала и кричала:
– К чертовой матери! Не поедешь больше туда!
А потом плакала молча, глядя на Лешкино скрюченное во сне тело, закутанное в одеяло с ног до головы, – как будто он все никак не мог согреться. Я была уверена в том, что он не сможет пойти на гору еще раз. Кто бы его осудил? Но он смог. Наверное, потому что верил: пройдет это – пройдет и дальше. Через горы Колорадо и пустыни Невады. До самого океана. В Голливуд.
