Даже любимый мною за изумительную ритмокультуру слога Михаил Зощенко потратил, по сути дела, свой талант на создание образа ординарного, стандартного «совка», имеющего один-единственный рефлекс — «лежать и скучать», когда его «звезданет по балде» такой же «одноклеточный» — сосед по коммуналке.
Не таков Пиковский, начинающий постсоветский отсчет времени в литературе сатирического жанра (по большому счету). Он забирает очень круто наверх, достает до самых высоких этажей власти.
Пиковский мечет громы, однако, не только в «уже не наше» Останкино, он не щадит и родимый край, где есть «только один твердый демократический закон (о гомосексуалах)»; где «телега всегда впереди лошади и где сначала возникают биржи и коммерческие банки, а потом дебатируется проблема частной собственности; где сперва ловят бандита, а потом придумывают законы, по которым его следует судить». «В этой стране, — подытоживает автор устами Додика Берлянчика, — надо быть убежденным идиотом, если хочешь серьезно преуспеть». Трагикомическая стратегия и тактика достижения успеха у героев романа — предпринимателей и коммерсантов — строится на убеждении, что путь к успеху лежит «через точку идиота» и что «сумма глупостей дает прекрасный результат».
Ведомые такой «сюрреалистической» логикой, герои Пиковского пленяют читателей своим оптимизмом, более того, они обвораживают «идеализмом», тем еврейским идеализмом, который открывает в представителях своего народа Пиковский как главную национальную черту, достойную войти в новую науку этнопсихологию на ряду с «американской деловитостью», «русским размахом» и «японским эстетизмом». Причем этот «идеализм» проявляется именно в тех ситуациях, где мы привыкли видеть у «хрестоматийного» еврея махровый прагматизм. Интересно, что к «еврейскому вопросу» Пиковский относится с позиций высокого еврейского интеллекта и еврейского же, легкого характера, удобного для окружающих. Он беззлобно зубоскалит, когда показывает, в какие «кидняки», «заманухи» и «напрягаловки» попадают его благодушные, щедрые, подельчивые герои. Эмоциональный фон, колорит романа — солнечный. Одесские реалии — Дерибасовская советских времен (Фраерстрит и Гапкинштрассе), Эдик Тарзан, Дворянское собрание, «эротические среды» по телевидению, «продажа» Пассажа, дом-колодец и многое другое, узнаваемое и знакомое, делает роман своеобразной энциклопедией Одессы.
База у романа крепкая, документальная. Форма адекватна содержанию. Автор блистательно лепит свои образы сочными средствами русского языка и одесского сленга, не впадая ни в «чернуху», ни в «лимоновщину», хотя повествование выдержано в полнокровно чувственных тонах без ханжества. Каждая словесная реплика подкрепляется описанием жеста и телодвижения персонажа (читая роман, как бы видишь мизансцены в театре).
Автор наблюдателен и всезнающ: ему известно, какая гримаска бывает на лице у сердечника, если он к тому же женолюбив, каким жестом топмодель вспушивает свою челку, какие устрашающие нарядные глаза бывают у роковых женщин.
Не знаю, где приобрел Илья Львович свою психологическую эрудицию, но здесь он — мало сказать грамотен, он изощрен до необычайности по части знания законов мышления, соотношения сознания и подсознания. Возьмем хотя бы «изящный оборот, всплывший в памяти шефа «Монако» вместе с отцовским ремнем и двойкой по литературе: «— Вы, конечно, вольны смеяться надо мной» (слова, тронувшие доброе сердце монархистки в главе о роли куриного пуха в деле реставрации монархии).
Напоследок — о главном: о концепции перестройки, которую Пиковский противопоставляет официальному курсу реформ, плодящему нищету и терроризм как форму конкуренции. Пиковский винит во всем серость, некультурность. Его благородный герой Берлянчик «ставит» на культуру, вкладывая деньги в фирму, растящую юные таланты: «Да. Клуб Гениев! Школа вундеркиндов! Потому что это в интересах всех и даже тех, кто не способен этого понять. В городе, где падают дома, с допотопной медициной, битыми окнами в трамваях, рэкетом и нищей профессурой, в крае одичавших и обезумевших мутантов мы заложим оазис утонченности и духовной красоты. К нему — потянутся таланты! Вернется вера! Пробудятся сердца! Сгинет паутина серости, которая обволакивала нас, держа в своем плену все истинное и живое, и вопль наш о помощи услышат небеса!»
Концепция перестройки, по Пиковскому, заключается в том, чтобы путь к изобилию сделать «культурным», отказавшись от пути «дикого и смрадного». Это удивительно перекликается с рассуждениями великого психолога К. Г. Юнга о диалектике богатства и счастья. Юнг анализирует состояние человека, который «живет в хорошо спланированном и гигиенически оборудованном доме», но душа обитателя этого дома не вкушает тот же порядок и опрятность, что и обслуживающий внешнюю жизнь дом.
Пиковский сделал сверхзадачей романа вопрос о культуре в самом глубоком и глубинном смысле этого слова. Невольно сравниваю рассказ Зощенко «Прелести культуры»: там «вопрос культуры — собачий вопрос», а именно «сымать или не сымать польта в театре?» Илья Пиковский мечтает об обществе тотально богатом и тотально духовном.
